Не успела за директрисой закрыться дверь, в нее уже заглядывала Оливия. Ее хитрая мордочка светилась любопытством.

– Что-нибудь прояснилось?

– Н-е-е-е-т! – рявкнул Джим, – Оливия, не мешай работать! Я прикажу тебя вообще на порог полиции не пускать. И без тебя голова пухнет.

– Не имеешь права, но ухожу-ухожу.

– Я тоже. – Эйлин поднялась со стула. – Спасибо за кофе. Мне кажется, у меня брезжит идея, но пока какая-то туманная.

Оливия ждала в машине, нервно отбивая ладонями чечетку на руле. Эйлин устало села рядом.

– До дома подбросишь?

– О чем разговор? Ну, рассказывай, не томи, что эта старая курица поведала.

– Да ничего нового. И, между прочим, «старая курица» разыскивает сына. Исчезновение которого в свете последних событий не выглядит так, будто он где-то на пикнике тусуется.

– А где?

Эйлин только плечами повела. Иногда Оливия бывает просто невыносимой.

Было у Эйлин одно укромное местечко, куда она любила удалиться, когда нужно было сосредоточиться.

Оседлав жесткую и холодную скамейку в домике-укрытии для наблюдения за птицами на берегу тихого залива в устье реки Дарт, Эйлин сфокусировала окуляры бинокля и не спеша вела взгляд вдоль берега, отмечая новых обитателей. Вот вернулись из Норвегии на зимовку канадские гуси. Они хоть и называются так, но Канады в жизни своей не видали. Их длинные черные шеи и белые воротники ярко выделяются на фоне серого сушняка, опоясывающего заводь. Время от времени вожак взлетает и бóльшая часть стаи устремляется за ним. Но не далеко. Садятся на маленькие островки в заливе. Уточка-крохаль тюкнула своим буратиньим носом поверхность воды, встала свечкой, поджала лапки и исчезла под ней. Эйлин медленно вела бинокль, прикидывая, где малышка вынырнет, но ее все не было видно. «Не могла же она утонуть», – Эйлин мысленно одернула свою тревогу, но та как заноза залезла под кожу, и когда птичка наконец-то вынырнула на дальнем конце залива, Эйлин обрадовалась, но от сердца не отлегло. Мысли вертелись вокруг одного. Дети, ныряющие вот так в тяжелую, темную глубину и… сколько ни жди, уже никогда не вернутся. Зачем? Почему? Если бы это был единичный случай, но их уже четыре, и кто знает, кто на очереди, а главное, зачем и почему?

На миг заходящее солнце окрасило воду красным и весь залив стал похожим на ту ванну, в которой умерла мать Эйлин, вскрыв себе вены. Господи! Когда же это видение уйдет из ее головы?

Темнота и густой туман одновременно спустились на берег залива. Предчувствие беды, несмотря на благополучное возвращение крохаля, не покидало Эйлин. Она сняла с шеи бинокль и заспешила назад к машине. Завела мотор, но свет фар уперся в белую стену тумана и ослепил ее. Решила подождать. Откинула спинку сиденья, укрылась пальто, голову устроила поудобнее на подголовнике. Кругом стояла абсолютная, обволакивающая тишина. И вдруг… Шаги по песку прибрежного откоса и тяжелое, с храпом на выдохе, дыхание. Сердце заколотилось так, что казалось, машина сотрясается от его ударов. Эйлин схватила с пассажирского сидения сумку и стала ее трясти: «Стив, Стив, проснись. Здесь кто-то есть». Прислушалась к тишине, потянулась и низким басовитым голосом сказала: «Ну что ты паникуешь? Спи уже. Показалось». «Лошадь, наверное», – подумала она и обрадовалась. Как ловко она придумала обмануть незваного гостя, кто бы он там ни был. Лошадь или ночной рыболов. В то же время она мысленно пнула себя. Почему Стив? Подсознательно она все еще считает его своим мужчиной? Чушь собачья!

Эйлин подняла спинку сиденья, снова завела мотор. Туман уже не стоял стеной, а стелился над водой и паутиной обволакивал заросли камышей. Гукнула засыпающая птица, мелькнула летучая мышь, и, как бы ей вдогонку, мелькнула в голове мысль: «Не там ищем! Не там!»