– Да будьте вы все прокляты, суки проклятые, бюрократы хреновы!

Дед подключился:

– Ты пойми – это натуральное издевательство над человеком!

– Да что издевательство-то? Не я же эту инвалидность захотела!

– Это наше здравоохранение! Бардак!

– Зла на них не хватает!

Бушевали все утро. Потом звонили им из поликлиники – дед наорал на всех. Те от страха и записали бабушку к офтальмологу зачем-то.

– Бардак везде, – заключает дед. – И управы на них нет никакой.

4

Рано утром, часа в четыре, была такая гроза, что Никола даже проснулся. Причем не столько гремело, сколько сверкало. Подряд несколько сплошных молний, отчего небо розовое было от свечения. И ливень шел страшнейший. За окном с крыши текли ручьи, а дождь стучал по шиферу так, что голова заболела. И небо над домом было каким-то желтым… Не синим, ни черным, как это бывает ночью, или светло синим, когда уж вдали брезжит рассвет, а именно желтым, переливавшееся в розовый после каждой вспышки.

Никола встал, подошел к окну – яркий свет молний ослепил его. И на миг ему показалось, что в огороде, среди картофельной гряды, кто-то стоит. Парень прильнул к окну, дождался следующей вспышки небесного света, но когда огород озарился синеватым свечением разряда, в грядах уже было пусто.

Показалось видать…

А может и нет.

Тут и дед поднялся – проскрипел половицами. На кухню пошел – в окно посмотреть. Никола с веранды выглянул – видит, дед стоит у окна, костяшками пальцев постукивает по подоконнику и, не отрываясь, смотрит в огород. Никола ближе подошел, через плечо глянул. А дед его будто не замечает. Все смотрит на теплицу и огород. А в огороде вроде как пусто. С крыши струя воды бьет в старую ванну, куда Никола по малолетней глупости какашки свои кидал. И гром гремит – далековато уже, гроза видно уходит.

– Дед, а дед? – громко брякнул за спиной деда Никола.

Тот подпрыгнул. Руки о подоконник стукнулись.

– Ты чего не спишь? – грозно воззрился на внука.

– А че ты там в окне сморишь?

– Так просто.

Недовольный.

Посмотрел еще в окно, оглядел внука, да спать дальше пошел.

Утром Никола вышел на улицу еще в семь утра. И сразу пожалел, что сапоги не надел. Ноги тут же намокли, будто туда целую кружку воды вылили. Лужи стояли повсюду – в траве, в межах между грядок, на дорожке, что вдоль веранды тянется. С крыши до сих пор капала вода. Стены гаража и те сырые.

Никола вымок за несколько минут. Вернулся домой. Дед уже по телефону разговаривает с поликлиникой. Орет на кого-то. Бабушке вроде позвонили, сказали, что терапевт, к которому она записалась – заболел. Конечно, заболеешь тут, когда тебя бабушка проклинает. Вот и результат.

Дед кричал в трубку:

– Это издевательство! Неужели вы не понимаете! Почему больной человек должен мотаться туда-сюда! Это безобразие! Бюрократия.

Наорался дед. Из поликлиники потом звонили – бабушку на новое время назначили.

А потом позвонили Николе. Бабушка трубку сняла – телефон у них старинный, еще на стене прямо у холодильника в коридоре висит. Красный, с крутящимся циферблатом. Спросила кого нужно, удивилась, на внука посмотрела. Оно и понятно – кто может звонить Николе?

Первое время его особо никто тут не знал. Когда Никола катался по улице на велосипеде вдоль всех огородов, то все соседи думали, что это дурачок с южного района заезжает. Парень ездил ведь как умалишенный. Взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед. И так часа полтора. Кто ж такое однообразие выдержит? Да еще свалится раз десять. Или чихнет, в канаву улетит, да вываляется там в грязи как свинья, и вымокнет весь. Потом в таком виде, что грязь с футболки капает продолжает ездить по улице. Однажды вообще в забор соседнего коттеджа влетел. Пробил так, что щепки в разные стороны разлетелись. Чинил потом дед. Никола ему доски из гаражи таскал. Так еще принесет, положит на асфальт, заденет рукой что-то, упадет сам и сидит на дороге хохочет. Дурак дураком.