– Мне ничего не надо, – отмахнулась я, искренне сожалея о вещах, которые окружали меня с детства, а отнюдь не об их рыночной стоимости, хотя и знала, что стоимость велика, а Нинка все спустила по дешевке… «Запорожец», дура несчастная, да здесь одна горка тянула на новенькую «Волгу». Но сестрице об этом лучше не говорить, не то ее инфаркт хватит.

– Я занавески повесила, – неуверенно заметила она.

– Спасибо. Раскладушку тоже ты принесла? – Раскладушка стояла у окна, застеленная полосатым одеялом, выглядело оно так, что я сразу же затосковала.

– Я договорилась с Михайловыми, они тебе стол дадут, от кухонного гарнитура. Деньги я заплатила… Квартирантам пришлось сотню вернуть, договаривались, что о выселении предупрежу за месяц, а вышло за две недели… Табуретка есть, понадобится что – купишь, надеюсь, не все деньги на курортах прогуляла…

– Не все, – согласилась я. – Но на эти деньги мне жить, пока на работу не устроюсь.

– Как жить… Ты к экономии не приучена, а Сережа мой живет на триста рублей.

– Твой Сережа может жить на полтинник – мне по фигу. Денег не дам, на меня пусть не рассчитывает, – отрезала я.

Нинка отвернулась к окну и вроде бы собралась реветь, но, наверное, вспомнила, что сынок живет в квартире, которая официально принадлежит мне так же, как и эта комната, и решила со мной не связываться. Между прочим, правильно сделала.

– Пойдем в кухню, хоть чаю выпьем, – неуверенно предложила она.

Чашки, чтобы выпить чаю, пришлось позаимствовать у Палыча, а он, в свою очередь, позаимствовал их не иначе как на помойке: треснутые, без ручек и страшно грязные. Нинка ругалась и пока их отмывала, я уплетала принесенный ею рулет и поглядывала в окно. Сосед явился минут через десять, значит, винно-водочные изделия по-прежнему по соседству: в доме напротив раньше был гастроном, как выяснилось, там и остался. К двум бутылкам водки Палыч прихватил колбасы, хлеба и банку помидоров, а также пакет картошки и три луковицы.

– Сейчас такую закусь сварганим, – весело сообщил он и кинулся к плите. – А ты пока рассказывай.

– Чего рассказывать? – усмехнулась я.

– Как чего? Пять лет не виделись. За пять лет много чего переменилось.

– Так это у вас, ты и рассказывай.

– Помолчал бы, пень старый, язык-то точно помело… – шикнула Нинка, Палыч покосился на меня и обиженно засопел, сосредоточившись на картошке. Нинка наконец-то отмыла чашки, и мы устроились за столом.

– Ну что ж, Виталик, – вздохнул Палыч, – давай за встречу, за то, значит, чтобы все в твоей жизни было хорошо и складно.

– Хорошо тут не будет, – влезла Нинка. – Уезжать ей надо куда глаза глядят.

Дослушивать я не стала и выпила водки, Нинка сбилась на середине фразы, опасливо принюхалась и тоже выпила.

– Как дальше жить думаешь? На работу или как? – одновременно закусывая, спросил сосед.

– На работу, – ответила я. – Конечно, биография подкачала, но, может, возьмут куда…

– Иди к нам в институт, уборщицей, – предложила Нинка. – Сто пятьдесят рублей, и все-таки у меня на глазах.

– И чего я на эти сто пятьдесят делать буду? – хмыкнула я, а сестрица разозлилась.

– А что люди делают? Сережа мой… а… – Она рукой махнула и возвысила голос: – Получше тебя люди, а любой работе рады. Ты что ж, главбухом пойдешь за большими деньгами? Или директором на завод по соседству?

– Завод мне даром не нужен, – успокоила я ее. – Надеюсь, кто-нибудь из друзей поможет устроиться.

– Друзья-то помогут! – взвизгнула Нинка так, что мы с притихшим Палычем вздрогнули. – Они тебе помогли один раз… Славик твой в особенности… сволочь… Самая настоящая сволочь, чтоб ему глаз лишиться…