В постели мы оказались на втором свидании. Наверно, было бы странно, если б я придерживалась каких-то трепетно-романтических взглядов на эту сторону жизни. Мешал ли мне профессиональный цинизм? Трудно сказать. Может быть, где-то и мешал, но другой я себя не представляла. И уж точно, как говорила Лене, не смешивала работу и личную жизнь.

Сначала все у нас шло хорошо и, если закрыть глаза на некоторые мелочи, вполне гармонично. Через полгода Саша предложил жить вместе. После недельных размышлений я отказалась. Не прямо так в лоб, а осторожно и дипломатично. Мол, пока еще не готова. Он удивился. Одно дело, когда к серьезным отношениям не готова юная девица, а другое – женщина за тридцать. Но настаивать не стал. Видимо, считал, что всему причиной мой неудачный брак, хотя на тот момент после развода прошло уже больше восьми лет. Потом предложил еще раз – с тем же результатом. И больше мы к этой теме не возвращались.

На самом деле все было не совсем так. Или совсем не так. Я не видела себя рядом с ним через пять или десять лет. Не могла представить, что у нас появятся дети, что мы вместе состаримся и будем сажать на даче клубнику. А жить с мужчиной без подобной перспективы, пусть даже мысленной, я не считала для себя возможным. Уж лучше тогда просто встречаться, проводить вместе время, заниматься сексом. Пока есть такое желание.

Впрочем, было кое-что еще. То, что мешало задуматься о детях и клубнике в старости. Чем больше сползал с наших отношений флер страсти, тем сильнее прорисовывался в Саше, как говорила Люка, нагибатор. Из тех, для кого существуют только два мнения: его и неправильное. Если сначала он предлагал и просил, то теперь настаивал и требовал. А если я не соглашалась, все заканчивалось обидами и демонстративным молчанием. И уже не имело значения, кто прав, а кто виноват. Для него главным было настоять на своем.

Я заводилась медленно, накапливая критическую массу. А потом спокойно – без слез, воплей и битья посуды – высказывала все, что думаю. Зла не держала, обиды неделями не пережевывала и не считала, что пойти на мировую первой – уронить свое достоинство. Но чем дальше, тем сильнее меня это напрягало. И я ловила себя на том, что встречаюсь с ним больше ради секса, вполне качественного. Однако даже в нем мне не хватало теплоты и открытости. Настоящих чувств.

9. 9.

- Значит, вот в чем дело? – прошипел Саша, впившись в мое плечо пальцами, как клещами, сжимая его все сильнее и сильнее. – Устала, занята, да? Ключи брось в почтовый ящик? А все просто. Завела себе трахаля, выбрала, небось, из тех, кого за конец лапала. Да?

Я попыталась вырваться, но он держал крепко.

Наверняка, останутся синяки, промелькнула бледная мысль.

- Это что еще тут за хрен с горы? – услышала я лениво-наглый голос в растяжечку, совсем не похожий на тот, которым Павел спрашивал, нужно ли ему еще раз приходить на прием. – Убери клешни, плесень!

Обманчиво легким движением он скинул с моего плеча Сашину руку и с короткого замаха придал такого ускорения, что тот отлетел и едва удержался на ногах. Приобнял меня и поинтересовался:

- Ну что, зайка моя, надавать этому козлу по рогам?

- Да черт с ним.

- Ну как скажешь.

Злобно пнув зеленую сумку с вещами, Саша пошел к своей машине. Сел за руль, но не уехал. Даже двигатель не завел.

- Простите, - тихо сказал Павел, по-прежнему обнимая меня за плечи.

- Да за что? – удивилась я. – Спасибо большое. Это… мой бывший.

- Я так и понял. Что ваш. Пойдемте, провожу. На всякий случай.

Мы зашли в подворотню, и только там, где нас уже не было видно, он меня отпустил. У парадной остановились, я достала ключи.