Утром проспала. Ни Бори, ни фотографий.

Боря скоро пришел, глаза больные, насосался.

– Ты зачем фотографии взял? Они же отцу нужны!

– Мам, мне же никто в долг не дает, – признался Боря. – Я подумал, а вдруг за фотки дозу заколочу?

– Идиот! Они нужны отцу для работы! Для того, чтобы всю эту гадость истребить.

– Мама, это же не гадость, это радость жизни. – Он был разговорчив, сел на кухне, пить-есть не стал, стал рассуждать о том, как окончит школу и пойдет сразу в бизнес.

Пора заниматься делом.

Он верил чепухе, которую нес.

– Кому ты отдал?

– Аскольд взял, сказал, ему интересно.

– Кто такой Аскольд?

У Бори голубые глаза, а теперь они потеряли яркость и стали цвета неба с молоком. Он никак не мог сфокусировать взгляд.

– Аскольд? – Боря с трудом вспоминает. – Таинственный человек, не из Веревкина, отдыхает у нас, отсиживается. Авторитет.

– Для кого он авторитет? – Лена уже догадалась, что Боря имеет в виду Тигриного человека.

– Ты не понимаешь, мама. – Боря пытался улыбнуться, но щеки его не послушались, словно у него во рту заморозка после зубного врача. – Авторитет – это значит в законе. Вор в законе.

– Он вор?

– Не обязательно вор. Авторитет может быть разный…

– И торговец наркотиками?

– И торговец. Я спать пойду.

Все, из Бори выпустили воздух.

Вряд ли эти фотографии кому нужны. Но зачем этот Тигриный глаз привязался к Боре?

Днем она все-таки вышла в магазин, нельзя же совсем без продуктов сидеть. В гастрономе встретила Буреева. Вне кафе он был благообразен.

Лена спросила его, кто такой Аскольд.

– Один из этих, – ответил Буреев. – А что?

– Я его знаю?

– У него вид уголовный. Глаза – как у моего Васьки. – Буреев засмеялся.

Значит, это Тигриный глаз.

Николай зашел во второй половине дня. Попрощаться. Он принес пятьдесят долларов. Больше у него не было. И на том спасибо. Он сказал, что сразу позвонит и, как что узнает, сообщит. Потом сказал:

– Погляди в окно, только занавеску не отодвигай.

За окном, разговаривая и вроде бы не глядя на дом, стояли Скошенный подбородок и еще один, молодой парнишка.

– Что им от меня нужно? – спросил Николай.

– Это опасные люди, – сказала Лена.

– Преступник. Я читал, профессиональный преступник, авторитет в уголовном мире.

Лена хотела сказать о фотографиях, но испугалась, что Николай рассердится. И за дело. А так пропали фотографии – и пропали.

Потом пожалела.

– Наверное, они за Борисом следят, – сказала она. – Но ты осторожно ходи по улице. И сразу мне позвони, хорошо?

Николай уехал.

Вечером позвонил из Москвы, что доехал нормально. Устроился, начинает работать. Завтра.

– А этих… этих не видел?

– Не знаю, – сказал Николай. – Может быть, я их видел, а может, и нет. Я, честно говоря, забыл.

Деньги разлетелись за два дня.

Наступил учебный год.

Лена пошла к директору школы и попросила месяц за свой счет.

– Ты с ума сошла! – завопил директор. – Где я в сентябре нового физкультурника возьму? Кто за такие гроши будет вкалывать? Может, ты другое место нашла? Но учти, я все равно прибавить не могу.

– Я не нашла другого места, у меня мальчик гепатитом болен, нужна диетическая пища, я его кормлю. Он слабый.

– Ах эти матери-одиночки! – сказал директор. – Ничего с твоим оболтусом не случится.

Он дал в конце концов этот месяц. Даже предложил одолжить немного, из своих. Лена отказалась и чуть не заплакала. Не ожидала хорошего, тем более сейчас, когда готова была к обидам и несправедливости – ведь мир уже был к ней несправедлив: растить одной мальчика, во всем себе отказывать, и теперь мальчик обречен… Не смей так говорить, даже думать не смей!

Она теперь куда меньше встречалась и говорила с людьми, даже делала вид, что не заметила того или иного человека. А это нелегко в небольшом городе, особенно если ты несколько лет проработала в школе. Но вскоре люди и сами перестали подходить к Лене – может, они знают, что Борис наркоман? В этом нет ничего удивительного. Кафе «Свежий ветер» для всех известный притон. Только ты, Елена, этого не замечала.