– На вервольфе. Одомашненном. То есть раньше каталась, – я вздохнула с ностальгическим сожалением. – Сейчас я стала тяжеловата для декана Осворта…

Что-то заковыристо простонав, теперь глаза закатил магистр. У него это тоже неплохо получилось. Профессионально прямо-таки.

– Надо было оставить вас на потолке. И лечь спать.

Рандор угрожающе оскалился. И оттого сильнее напомнил черного волка из Оранжереи, лишившего меня воздуха в легких, почвы под ногами и покоя в душе.

Пока воздух в легких имелся. Но со всем остальным Салливан снова справлялся на отлично.

– Тогда бы я уж точно свалилась вам на голову среди ночи…

– Чары крепкие, до утра бы их хватило, – с сарказмом в голосе заявил Салливан.

Я невольно покосилась на потолок. Как до утра?! А если бы Квит не откликнулся, а магистр решил загуляться до петухов?

– Уверен: не начни я расстегивать ремень, вы бы себя не выдали. Стойко и упрямо провисели бы до рассвета. Как шурхова люстра. У вас ведь все в порядке! Все схвачено и предусмотрено!

– Издеваетесь? – догадалась с опозданием.

– Немножко. Но, Судьба свидетель, я бы оставил вас там, если бы не одно щекотливое обстоятельство, – меня подкинули в лапах под сопровождение громкого вздоха.

– Какое?

– Сейчас ночь. А здесь моя спальня.

– И? – «недопоняла» я.

Подумаешь, спальня. Не впервой же.

– Можете не верить, княжна, но меня пока еще волнует репутация.

– Моя? – с надеждой уточнила у сказочного тролля.

– Моя.

– Не больно-то вас задели статейки в «Трибьюн», – напомнила, хитро щурясь.

Репутация его волнует, как же! И это говорит мужчина, притащивший вампиршу на бал аристократов-первокровок…

– И все же я не готов стать преподавателем, едва занявшим новую должность, но уже ославившемся как…

– Ммм?

– Как человек, из кабинета которого среди ночи выбегают магически несовершеннолетние студентки, одетые в… что это вообще? – нахмурился Салливан, ощупывая пальцами складки на эластичных брючках.

– Костюм для магического растворения, расслабления, медитации и единения с дикой каплей, – поучительно выдала этому троллю.

– Словом, скорее раздетые, чем одетые, – вывел тот итог.

– Вы уж определитесь, хотите вы, чтобы я выбегала среди ночи, или нет, – рассмеялась я над опешившим видом мужчины, все еще размышлявшего в темноте, во что была упакована попавшаяся в лапы дичь. – И что из этого нанесет больший ущерб вашей бесценной репутации нудного тро…

– Карпова!

– Вы знаете, что не последовательны? Говорите одно, а делаете… И смотрите… И… В общем, вы совершенно невыносимы.

– А ваша матушка говорит, что я напоминаю ей вашего отца в молодости.

– Я это и сказала. Вы – невыносимы, – пожала плечами. – Вы потому раздеваться начали, что о своей репутации заботились? Или, может, о моей?

– А это тоже записано в вашем Уставе, как неправомерное действие? – ухмыльнулся с каким-то плотоядным интересом Салливан. – Если не затруднит, перечислите мне по пунктам, что именно входит в запретный список. Чтобы я точно знал, чего делать нельзя. А что можно.

Я надулась потревоженным морским иглошерстом. Намеренно смутить меня хотел! В краску вогнать! Опять не то издевался, не то проверял что-то. Как тогда, в Индии, под Правдолюбицей. И на лестнице, и…

Ох. Зря я вспомнила о лестнице. И прочих «неправомерных действиях». Взгляд глупо уперся в твердые губы, сжатые недовольной полоской.

Видит тролль, еще пару минут в этих горячих лапах, и я сама его поцелую. Я ведь не обещала ничего. Но это стыдно, и моя наследственная гордость рода Карповских никогда бы…

Или эта история совсем не про гордость?

– Нет. Не записано, – я заторможенно покачала головой. – Там не такой уж большой список, на самом деле. Новая редакция Устава не осуждает добровольных отношений преподавателей и старшекурсников…