– Невероятно. Уж сколько дней прошло, а все еще невозможно во все это поверить, – заключил Бони, примериваясь взглядом к Эйден, ожидая от нее не менее интересного отчета.

Эйден, вспоминая, едва не плакала:

– Мне было легче, чем Коману. Змея своими глазами я не видела, поскольку весь вечер провела дома. Если бы тогда я была на набережной, точно бы с ума сошла. У меня впечатлительность дикая. Каждый раз, когда я включаю телевизор и смотрю передачи про змея, меня дрожь берет и я плачу. Мне жалко людей, которые приехали к нам отдыхать и так сильно пострадали. Наш курорт закрыли… Никто к нам больше не приедет…

– Эйден, милая. Я понимаю ваши переживания. Но, все-таки, найдите в себе силы и расскажите, что вы видели в тот вечер? – Бони по отношению к Эйден был гораздо более снисходительным, чем к Коману. Тем не менее, он ожидал от нее не проявления женских эмоций, а вполне объективного рассказа о том страшном событии, которое она пережила.

Эйден не без сожаления посмотрела на Бони.

– Я в тот вечер была дома. Досмотрела фильм по «онлайн» и вышла на балкон. По улице как никогда резво разъезжали машины. Водители, как сумасшедшие, то жали на газ, то давили по тормозам. Со стороны набережной выли сирены, раздавались выстрелы. Кто-то испуганно кричал: «Змей, змей». Я ничего не понимала: Какой змей? Откуда змей? И только когда постояльцы стали хватать свои вещи и драпать, оставляя оплаченные номера, я поняла, что произошло нечто ужасное. До сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что все это произошло на самом деле.

Ничего существенного к рассказу Комана Эйден добавить не смогла.

Весьма взыскательный взгляд Бони плавно, органично переместился к Юнгу, который прислушиваясь к разговору, проявлял очевидные признаки заинтересованности.

– А вы, молодой человек. Где вы были в момент пришествия змея? Чем вы можете поделиться? – мягко, но при этом весьма требовательно спросил Бони.

Юнг молчал, а Эйден как-то по особенному заулыбалась, предваряя улыбкой необычайную сенсацию, которую она сейчас сотворит, повествуя столичному ученому уникальную в своем роде историю.

Она едва сдержалась, чтобы не щелкнуть пальцем, и не закричать «але», как цирковой артист перед своим лучшим, коронным номером.

– А этот молодой человек не был в Анагории в тот вечер. Он и не мог там быть… – Эйден будто извинялась, что именно ей довелось стать носительницей новой сенсации, – ведь всего три часа назад его в бессознательном состоянии принесли на наш пляж дельфины.

Бони вытянулся в лице.

– Дельфины?! Принесли в бессознательном состоянии. Не может быть. Хотя, впрочем, да… такие случаи имели место. Они описаны в литературе. Моряков спасали дельфины после кораблекрушений. Но бывало и противоположное, когда дельфины не давали людям спастись… А что он сам говорит, этот ваш, спасенный? – спросил Бони у Эйден, не очень рассчитывая, разговорить самого Юнга.

– Ничего не говорит. Он не помнит, что с ним произошло. Единственное, что Морской вразумительно сказал мне по дороге домой, так это то, что морское чудовище здесь больше никогда не появится, – Эйден знала, что попала в самую точку. При ненасытном любопытстве Бони и его несомненных коммуникативных способностях она не сомневалась, что ученый сможет вытянуть из Юнга все, что тот знает.

– Бони буквально подскочил к спасенному.

– Так-так, молодой человек. Объясните нам, откуда у вас такая уверенность, что змей больше не пожалует сюда? Ведь никто не знает, что у него на уме, у змея этого. Никто не знает, что ему придет в голову. Я, например, полагаю, основываясь на научной базе, что возвращение змея более чем вероятное событие. Поведение рептилий достаточно хорошо изучено. Из противности они возвращаются в те места, где уже были, чтобы просто напомнить о себе.