Профессиональный библиотекарь скажет, что книги в твердых обложках дольше живут. Это правда. Но потрепанность бумажной обложки, ее захватанность и темные пятна от жадных рук делают книгу домашней. Зачитанная книга не может быть неинтересной, ее востребованность доказывается следами от обеда, загнутыми страницами и остатками пролитого кофе. Это – настоящая любовь, от которой книги хорошеют.
Сельским библиотекам может показаться, что я выпендриваюсь: захватанные книги ваша скорбь и беда. Соглашусь, что проблемы Петербурга – мелкий жемчуг и невкусные пирожные, когда сельским территориям не хватает хлеба и одежды. Новенькие свежие книги популярных авторов без желтых страниц и плохой газетной бумаги, все равно в какой обложке, – это ваша любимая сенсорика. Подпишусь под каждым словом.
В окончательном списке книг оказалось мало классики. Битва за классику продолжается в библиотеке до сих пор: профессионалы настаивают, что без нее фонд лишается «золотого ядра».
Моя позиция такая: классическая литература есть в каждом доме и каждой библиотеке в округе. Классику можно бесплатно скачать в интернете или недорого приобрести в букинистическом магазине, попросить у соседей или найти у родителей. Классика доступна – и это первый аргумент против нее. Нюансы современного образования приводят к отрицанию классики: классику впихивают, и встреча с ней редко оказывается добровольной и счастливой. Я против насилия во время чтения, и в функцию библиотек не входит популяризация классики. Мы счастливы, когда читатели с горящими глазами забирают у нас книги Достоевского, Некрасова или Толстого, но за четыре года работы у нас попросили «Войну и мир» ноль раз, в отличие от «Пиши, сокращай» Ильяхова, за которой выстраивается очередь даже на ЛитРесе. Нам все равно, как человек видит свое читательское развитие: от Тургенева к комиксам или наоборот. Главное, чтобы он читал и делал это с удовольствием.
3. Как собрать Россию на книжной полке
В конце июня мне позвонила знакомая. Мы поболтали об общих делах, и я рассказала, что уже несколько недель живу в перпендикулярном мире, собираю новую библиотеку.
– Надежда, а вам сотрудников хватает? – вдруг спросила знакомая.
– Не-а, – ответила я. – Бывшие работники распределены по другим штаткам, новые не появляются. Тут надо быстро бежать на долгую дистанцию, а библиотекари не спортсмены.
– Знаете, у нас есть одна клиентка. Вы с ней пообщайтесь. Она в музее раньше работала, ушла, но молодая еще. Давайте я телефон ее дам?
Так в нашей команде появился еще один человек. Надя, моя тезка, работала в архиве одного из питерских музеев и прекрасно разбиралась в краеведении.
Архивы я тоже любила. В другой жизни я бы вообще стала историком. Представляете, как я обрадовалась, когда мне предложили сделать районный музей? От концепции до дизайна? Это был восторг книжного червя! Помню, как искала историю первого лагеря принудительного труда, который устроили в 1920 году на месте Чесменской военной богадельни. Я нашла опись документов из лагеря, пришла за ними в архив и оказалась первым человеком, который листал эти бумаги почти через сто лет после того, как их дописали! Помню четвертинки листов с записями: на одной стороне каллиграфические буквы императорских чиновников, на другой – карандашный список заключенных первого трудового лагеря советского Петрограда. Донесения о нехватке кроватей. Записки о выделении нарядов людей. Пара маленьких черно-белых фотографий с раздачей лагерного пайка. Не знаю, как вам, а меня пронимает до дрожи эта живая история.