– Мир, хватит, – прерываю его дежурные речи. Официантка в красном клетчатом фартуке подходит к нашему столику и снимает с подноса дымящееся блюдо с варениками и бокал коньяка, ставит на стол. Затем она поправляет на голове венок из искусственных цветов и улыбается Мирославу. От его кислого выражения улыбка вмиг стирается с лица девушки, она торопливо забирает папки меню с нашего столика и уходит.

– Богдан, меня не нужно утешать, я знал, куда шел, когда поступил в медицинский. Проехали! – бормочет он и залпом опрокидывает в себя светло-коричневую жидкость. С силой опустив бокал на стол, Мир подхватывает вилкой вареник и отправляет его в рот.

– Я женюсь, Мир, – улыбаюсь я. Мирослав смачно жует, прикрыв глаза от удовольствия.

– Поздравляю, – отвечает он сухо и сразу же отправляет в рот следующий вареник. – Какого фифла? – спрашивает с набитым ртом.

– Тридцать первого декабря.

– Решили сэкономить и отпраздновать два торжества одним застольем? – Ироничные слова Мира словно вбивают острые гвозди в мое задетое самолюбие.

– Давай не будем? – отмахиваюсь я. – Готовься быть дружком на свадьбе.

Мир отодвигает бокал с недопитым коньяком и устремляет взгляд на сцену. Она озаряется маленькими потолочными светильниками. Из-за кулис выплывают две девушки в украинских национальных костюмах и паренек в синих атласных шароварах и льняной белой рубашке с вышивкой. Невысокая румяная брюнетка небрежно отбрасывает ленты венка с плеч и поднимает аккордеон, лежащий в углу сцены. Парень встает рядом с ней и мягко касается струн балалайки.

Голос певца звучит чисто и громко, словно колокольчик.

Ты постой, постой, красавица моя,
Дай ты наглядеться, радость, на тебя[4].

Мы с Миром несколько минут наблюдаем за происходящим на сцене. Наш интерес к выступлению давно остыл, и мне не терпится возобновить разговор. Мир опрокидывает в себя остатки коньяка и глухо произносит:

– Ты совершаешь ошибку, Рябинин. Можешь дать мне по роже или обвинить в несуществующей ревности, но от своего мнения я не отступлюсь.

– Мне неинтересно твое мнение, – отвечаю я резко.

– Послушай, когда-то мы оба были влюблены в Аллочку…

– Не можешь простить, что она выбрала меня? – выдавливаю я.

– Мои глаза открылись раньше, – гневно произносит Мир. Вокруг его прищуренных синих глаз разбегаются мелкие морщинки. – Твое желание добиться Аллу – просто каприз отверженного мальчика. Вы же совсем разные, Богдан…

– Хватит! – Я с силой ударяю ладонями по столу. – Не смей, слышишь? Или я не посмотрю, что ты мой друг!

Воздух между нами накаляется. Мир замолкает и переключает внимание на сцену, где девушки кружатся, взявшись за руки.

– Прости, Богдан, – тихо произносит Мир. Я так возмущен его откровениями, что не сразу понимаю смысл его слов. – Это твое дело и твоя жизнь. Прости… Не знаю, что на меня нашло…

– Поехали, отвезу тебя домой, – я вздыхаю. – Ты всегда говоришь правду, но здесь…

– Я больше ни слова не скажу, Рябина! Женись на Аллочке, если тебе так хочется…


Вечер тихий и морозный, снег непрерывно валит, засыпая деревья и тротуары мерцающим белым серебром. Мир садится на переднее сиденье моей машины и снимает заснеженную шапку. Закуривает. Мы молчим, двигаясь между высотками. Я отходчивый и уже забываю о нашей стычке, но только собираюсь открыть рот, чтобы спросить Мира о чем-нибудь, он произносит:

– Она не любит тебя. Делает все по указке своей мамаши. Тебе придется угождать Римме Сергеевне всю жизнь, проглатывать ее унижения и контроль, и не дай бог…

Я крепче сжимаю руль, едва сдерживая подступающий гнев. Он кипятит кровь, заставляя сердце биться чаще. Я хочу заткнуть Миру рот, заставить пожалеть о непрошеных словах. Засранец нагло косится на меня, пользуясь тем, что я управляю машиной.