И закрыла Днепр от Ростислава,

И погиб в пучине Ростислав.

Младший брат Владимира Мономаха в 1093 году во время битвы русских с половцами утонул, и Владимир не смог его спасти. О плаче его матери над погибшем сыном есть свидетельство в летописи:

Плачет мать над темною рекою,

Ищет сына-юношу во мгле,

И цветы поникли и с тоскою,

Приклонилось дерево к земле.

Так и перекликается Плач Ярославны с более ранним произведением – плачем безнадежным, полным отчаяния, остается только сожалеть о том, что мы так плохо знаем свою литературу. Именно он замыкает круг и соединяется с горестью княгини Евпраксии, когда погибшего любимого мужа вернуть больше невозможно. И так же как и до возвращения князя Игоря, и на этот раз:

Мрак стоит над русскою землею,

Горько ей без Игоря одной,

Но восходит солнце в небеси

Игорь-князь явился на Руси.

Князь Федор вернулся на Русь в гробу, потому не на что больше не надеясь и шагнула его жена как в старые древние времена во след за ним в пропасть. Но о чем же свидетельствует и плач матери над утонувшим Ростиславом, и плач Ярославны, и поступок княгини рязанской? Язычество оставалось неодолимой силой в умах и душах людей и через несколько столетий после принятия христианства жила языческая вера. И в трудные минуты они всегда обращались к богам своих предков. Невозможно за одно или несколько столетий истребить из душ людей то, что было в них тысячелетия. Древне русская литературы хранит еще одну тайну. Можно переписать летописи и учебники истории, с литературой такое сделать труднее, истина там сохраняется в первозданном виде, если это настоящая литература

М. ЗЕНКЕВИЧ «КНЯЗЬЯ» Д. САМОЙЛОВ КНЯЗЬ ВАСИЛЬКО РОСТОВСКИЙ

Не многим русским поэтам хватало мужества для того, чтобы заглянуть в глубины русской истории, и вроде бы эти темы не были запретными, но и говорить о них было не принято. Только короткие упоминания в летописях и остались нам о славных наших предках.

Забыть – не думать – не знать – вот наше «золотое» правило на все времена. И не случайно так смущало московскую Русь, погрязшую в татарском рабстве, вольное золотое время Киевской Руси. Чванливая и самодовольная Москва ничего не видела никогда дальше собственной истории, не особенно лицеприятной и полной темных и кровавых дел.

В 1911 году русский поэт М. Зенкевич пишет свое стихотворение «Князья», именно ими он восхищается и любуется:

Любо было вам, идя в походы,

Хлеб и соль встречать с поклоном в селах,

И чеканный ковш лесного меда

Пить с дружиной на пирах веселых.

Но как только почувствуешь этот дух древнего славянства, так от более близкой истории и следа не остается больше. Не было тогда в русских душах обреченного уныния, именно православное христианство с его бесконечными запретами и карами принесло его с собой,

И с утра с колчаном стрел каленных

В топкой гати на болоте буром,

Стоя в стременах раззолоченных,

С гиком гнаться за мясистым туром.

Тризны, свадьбы, княжеские пиры, все это сплачивало людей, давало им уверенность в собственной мощи и свободе. Но постепенно горькие и страшные явления проникали в эту реальность, войны, междоусобицы, которых не могло смирить и христианство:

Но зато, когда из-за удела,

Спор решали вы крутой расправой,

Долго по ночам земля гудела,

Досыта напившись крови ржавой.

Но не идеализирует те далекие времена русский поэт. Хотя с горечью и болью вспоминает он об ушедших навсегда русских князьях:

Кто стрелой татарской убиенный,

Кто снедаем язвой моровою,

В черной схиме, в простоте смиренной,

Отошли вы к вечному покою.

Ничего от них не осталось в этом мире, даже могилы их сметены с лица земли: