Мы с Ваней переглянулись и с укоризной посмотрели на Бабушку, она же гордо выпрямилась и стала смотреть в сторону.

Мы с Ваней стали играть в прятки, малышу скучно, ровесников у него здесь нет, все вокруг взрослые и требуют от него тоже как с взрослого, забывая, что перед ними ребенок. Я хоть и уставала после тренировок, но после обеда мы стали с Ваней пару часов играть по дому в прятки. Пытались на улице, но наши телохранители ломали нам игру, каждый раз при попытках кого ни будь из нас спрятаться, рядом вставал в почетном карауле охотник. Мне даже показалось, что они так поступают специально из вредности, а вдруг мы и вправду так спрячемся от них, а то и сбежим. И теперь мы играли дома, телохранители и здесь приглядывали за нами, но без фанатизма. Ваня во время этой незатейливой игры смеялся и бегал как обычный мальчишка, и я радовалась с ним. Считая, что нельзя так нагружать ребенка сплошными обязанностями. От Вани много требовали, он занимался в спортзале, еще домашними уроками с гувернанткой, Бабушка сердилась на него, если он не мог что-то усвоить. Мы с ней как-то даже поспорили и-за этого, я не против занятий, но в таком возрасте и летом они должны быть в игровой форме хотя бы, ребенок должен отдыхать и просто бегать. С моей попытки вмешаться в воспитательный процесс брата ничего не получилось, Дед сказал, что нагрузки Вани разработаны опытным педагогом и рассчитаны на его возраст. Хотела я добавить про того педагога, и куда отправить его наработки, но посмотрела на Деда упрямо сжавшего губы, и не стала, понимая, что ничего не изменю, вот так в лоб. Но наши игры с Ваней были для него отдушиной, почувствовать себя ребенком, и мы бегали по дому, несмотря на недовольство Бабушки.

Мне было тяжело в доме родных, но я постепенно привыкала к ним, понимая, что и они тоже переживают за меня. Получить взрослую внучку им непросто, и они стараются, как могут, мне тоже нужно им уступать. Произошло и изменение в отношениях с охотником Николаем, он стал разговаривать со мной, а не только смотреть на меня как на глупую курицу, с которой он вынужден возится.

Первый раз он меня просто как-то спросил,– почему ты так боишься охотников, вроде ведь,– он почесал в затылке здоровой рукой,– ты из всех наших знакомых волшебниц просто идеально положительна, целительница. – с особым отделом полиции работала, ребенка спасла, таких детей Ночи, как ты, мы никогда не обижаем. – А в твоем случае, ну, когда ты спасла ребенка, мы бы тебя и без контракта бесплатно взяли бы под охрану, мы ведь тоже тебя тогда искали, чтобы защитить, но ты так хорошо пряталась, что мы даже приблизительно не смогли вычислить твое местонахождение.

– Ну, ну,– пробормотала я,– в бытность мою еще ребенком, в наших краях ошивался охотник с командой. – Черепом его звали, так я, наслушалась о его подвигах, не к ночи его поминать. – Да и не только про Черепа, помню, Питирим рассказывал о смутном времени, когда вы с церковниками всех детей Ночи вырезали, не разбираясь, кто виноват, а кто просто рядом стоял, -великая чистка, так вроде это называлось.

Теперь пришла очередь Николая скривится, – к этому времени, когда Череп около вас стал ошиваться, он уже был изгоем и не являлся охотником,– пробормотал он виновато. – Поздно оправдываться, но и мне он тогда глаза застил и лучшего ученика у меня увел и погубил, так что к нему у меня счет тоже особый был.

– И кто об этом знал,– парировала я,– он ведь не один был и с командой, не хотели дурной славы, так вам надо было самим и вырвать больной зуб, а не вешать такую проблему на людей.