ПАОЛО. Возьми дастархан. Думай, что всё вернётся.

И Паоло и Шамшид вернулись из своих грёз, они видят друг друга и жалеют друг друга.

ШАМШИД. Не плачь ни про что. Паоло, скажу тебе. Рискую работой, но ты добрый старик, Павел Иванович, и я скажу. В Жэке говорят, ты не пускаешь слесаря к себе, а сам течёшь на нижних жильцов. На Зухру-апу течёшь и сына её, чеченского головореза Гыгыза. Не сокращай себе дни жизни, Паоло. Пусти слесаря к трубам своим. Я тебе просто так сказал, я больше ничего не возьму. Ты и так много мне подарил. (Встаёт.)

Паоло боится остаться один со своей тайной.

ПАОЛО. Нет, нет, подожди, Шамшид. Ещё темно. Рассветёт не скоро. Не очень-то тебе можно выходить в тёмный двор. Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь про моих соседей? Что-нибудь весёлое, увлекательное и дикое?

ШАМШИД (вежливо). Зачем? (Ему неинтересны тайны, он бытовой человек, хитрый дворник.)

ПАОЛО. Пойми, не могу я сказать тебе, что искала наша экспедиция. Это тайна государственного значения.

ШАМШИД. Про конкретных людей? Про жильцов? ПАОЛО. Ну да! Ну да!

ШАМШИД. Хорошо. Я должен знать их нравы. Я дворник у них под ногами. Узнать всё равно придётся.

Паоло берёт сигарету и зажигает спичку. Шамшид зачарованно смотрит на огонь.

Тема адского огня, нашей сегодняшней дикой жизни возможно, первые нотки зороастризма, ведь таджик зороастриец…

Вообще, в этой сцене можно и так сделать: что ударный момент, когда Паоло и Таджик бьются одеялами. Такой танец-битва. У Паоло советское одеяло, а у таджика цветной курпач, и этот танец-битва – он битва двух цивилизаций. Которые обе подыхают.

Тут возможны и девы восточные, и всё, что я расписала раньше в этой сцене.

Эта сцена где-то в середине сцены, когда речь зашла о курпачах. Далее всё идёт на спад и примирение.

ПАОЛО (поводя зажжённой спичкой). «Чтоб вы знали, уроды – химия первооснова всех знаний человечества».

Московская школа. Кабинет химии.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА, ПЕТЯ, ЛЕНА, ЭЛЕКТРИК

Марья Петровна у стола с ретортами показывает опыты по химии.

Искра от реактива падает на подол её платья, и тот начинает медленно тлеть.

Лена и Петя сидят за партами.

Здесь много деловитости, современная московская и дневная школьная жизнь.

Марья Петровна поёт таблицу Менделеева.

Дети изображают элементы (пластически, строят формулы и реакции смешений элементов таблицы). Это красиво, надо бы вообще без иронии, а на «полном серьёзе», с сопением и старанием, показать, как реагируют элементы друг на друга в опытах.

Мы тут ещё не знаем, что Марья Петровна тихо и тупо преподаёт детям алхимию, мы на скучном школьном уроке химии…

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Чтоб вы знали, уроды, – химия первооснова всех знаний человечества! Химия изучает соки металлов! Соки – это вещества, питающие всю материальную сторону мироздания. Это любой идиот знает. Ну да ладно. К доске пойдёт… Зацепина, что ты так пялишься на меня?

ЛЕНА. Я не пялюсь.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. А что же ты делаешь?

ЛЕНА. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Не смейтесь, дети. (Никто и не смеётся.) У Лены Зацепиной папа безработный дальнобойщик, а мама вообще неизвестно где. Лена у нас голодная ходит всю дорогу, и сапоги у неё рваные. Она даже читает по складам, очень тупая девочка. И как человек неприятная: в голове туман, в глазах вечная мерзлота. Скоро её отдадут в детдом, а в детдоме, дети, с сиротами такое вытворяют, и пожаловаться некому. Так, Зацепина?

ЛЕНА. Так.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. А ты знаешь, Зацепина, что сирот на органы продают?

ЛЕНА. Знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Знаешь. Так что готовься, Зацепина, никто за тебя не заступится. Советская власть кончилась. И обратной дороги нет! Да шучу я! Хоть бы улыбнулась, хоть из вежливости! Нет, ты кончишь пялиться на меня, а? Что, думаешь, самая красивая? Лазуткин. Петя, скажи, красивая у нас Зацепина?