Яр быстро нашел себе компанию, шумную и бестолковую, как и он сам. Владимир же предпочитал проводить время с книгой в саду. Он всегда-то любил читать, поэтому с большой охотой бегал в местную библиотеку.

Матушка ругалась. Она каждое лето сражалась со старшим сыном, не желающим проводить каникулы так, как положено детям его возраста.

– Ты мало двигаешься, – упрекала она Владимира. – И лицо у тебя бледно-зеленое. Вылитый упырь!

Упырь – это обидно. Но не настолько, чтобы расстаться с книгой. И тогда матушка книгу отбирала и выгоняла Владимира из сада. Он и шел… гулять. В лес. С другой книгой, спрятанной под рубашкой. Отгонять комаров помогал нехитры      й артефакт, и пусть в лесу было не так удобно, как в гамаке, но зато тихо. Правда, не всегда.

Все же поселок дачный, шумный. И в лесу гуляли часто, и пикники устраивали. Оттого Владимир забирался все дальше в чащу, стараясь, впрочем, не уходить далеко от тропинки.

В чаще он и встретил Любашу. Маленькая девочка сидела на бревне и горько плакала. Была она мокрой и грязной. На платье, бывшем когда-то белым, зеленые разводы, с волос свисали то ли водоросли, то ли трава. Владимир даже знак сотворил, обережный, так как походила она на болотницу. Однако, оказалось, человек.

– Заблудилась? – спросил Владимир, подойдя к малышке.

– Не-а… – ответила она, всхлипывая.

– Тогда чего ревешь?

– В воду упала. Не видишь, что ли?!

Она возмутилась так забавно, что Владимир улыбнулся.

– Так беги домой, если не заблудилась. Простудишься же.

Малышка, которая немного успокоилась, тут же скривилась и заплакала горше прежнего.

Опыта общения с девочками у Владимира не было. Но он присел на корточки, погладил малышку по руке.

– Боишься, что ругать будут? – понимающе спросил он. – Ну… потерпи. Ты ж, наверное, и из дома сбежала? Или одну гулять опустили?

– Не сбегала! – Малышка грозно сверкнула глазами, забыв о слезах. – Мы с Лялькой гуляли! Только она женихается, в кустах, а я на берегу играю. А сегодня хотела вокруг озера обойти. Я б успела вернуться! И вот… поскользнулась и упала. Тут, недалеко.

И опять Владимира пробрало на смех, едва сдержался.

– Звать-то тебя как? – спохватился он. – Ты с чьей дачи?

– Любомира Яковлева, – гордо ответила малышка. – Соседи мы ваши. Я тебя в саду видела.

– Любаша, значит. А лет тебе сколько?

Владимир припоминал, что с соседями матушка знакомилась, и даже на чай кого-то приглашала.

– Шесть.

Для верности Любаша показала растопыренную пятерню и один палец другой руки.

И немудрено, что он ее не помнил. В двенадцать лет на малышей, пусть даже соседских, внимания не обращают.

– Пойдем, я тебя домой провожу, – предложил Владимир.

– Ты не представился. – Любаша выпятила нижнюю губу.

И он не выдержал, расхохотался. А после сказал, что зовут его Волькой.

– Все равно не пойду. – Любаша насупилась. – Меня накажут. Высекут.

– Скажем, что это я тебя в воду столкнул, – предложил Владимир. – Случайно.

Гениальная по своей наивности идея.

– Тогда тебя высекут, – резонно заметила Любаша.

– Нет. Я маме скажу правду.

Владимир был уверен, что матушка поймет и простит эту ложь во спасение. Так оно и получилось бы!

Если бы нянька Любаши не попыталась обвинить малышку в непослушании. Владимир вспылил и выдал при старшем Яковлеве все, что думает о «женихающихся в кустах» девицах.

Если бы Яковлев после не явился на их дачу, с жалобой на неподобающее поведение Владимира. И он опять вспылил, потому что сие было несправедливо.

Если бы в тот день батюшке не вздумалось навестить… вторую семью. В то время Владимир относился к отцу без должного понимания. Дерзил, не слушался.