Ну вот. Мы с сестрой тихонько залезли в шкаф. Попрепирались там беззвучно, устраиваясь. Интанчик наш с компасом по комнате потоптался, нашел восток, уселся на коврик, вздохнул глубоко – и как пошел петь! Да так красиво и нежно!.. И все головой об пол: бух! бух! А главное: восток-то оказался именно в том направлении, где мы втроем – шкаф, Лина и я. Как-то нам стало неловко. А Интан закончил петь и что-то стал шептать себе в ладошки. И через слово: «Улачка», «Улачка», «Улачка». А потом вдруг все наши имена стал произносить нараспев: и «госпожа Лина», и «госпожа Марьяна». А уж когда Интан зашептал «Мирошька, Мирошька…» – мы с Линкой так смутились, просто ужас, вылезли тихонько и незаметно из шкафа, пристыженные и, несмотря на темноту в шкафу, очень просветленные, переглянулись, красные от стыда, договорились об этом никому не рассказывать (только вам) и полюбили Интана совсем как родного. А через некоторое время к ужину вышел Интанчик наш – тихий, умиротворенный, и взгляд его был устремлен куда-то сквозь нас в их общее с Улечкой и Мирончиком будущее.

Конец ознакомительного фрагмента.