– Эх, красавец какой! – крякнул Артур.

Все на некоторое время замолчали. Люди смотрели на тигра, тигр разглядывал людей. В его глазах было спокойствие, смешанное с усталостью и философским пониманием того, что всё в этом мире, по сути, клетка. Вопрос только в размерах и степени личного заблуждения.

Наконец Иван Иваныч вышел из оцепенения, тряхнул головой и ткнул Сидорова под рёбра.

– А? – вздрогнул тот.

– Работай давай. Камеру тебе на кой дали?

Сидров кивнул, засуетился и начал щёлкать.

Рабочие аккуратно вытащили клетку и покатили в холл. За ними пошёл дрессировщик – холёный красавец лед тридцати пяти с тонкими пижонскими усиками. Иван Иваныч сплюнул и пошёл следом. Остальные двинулись за ним.

Клетку закатили.

– Сколько весит? – спросил Петрович дрессировщика.

– Ну, килограмм, наверно, двести.

– Что, не взвешиваете?

– Нет. А у вас нельзя?

– У нас самые крупные собаки весят под девяносто, максимум. Весы только на сто пятьдесят килограмм рассчитаны, а он ещё и с клеткой. Ладно. Посчитаю на сто восемьдесят, всё равно ему надо на десять минут, не больше.

Петрович ушёл в хирургию набирать наркоз.

– Как зовут-то? – спросил Иван Иваныч.

– Амур, – ответил дрессировщик.

– М-да, без фантазии, – буркнул врач. – Значит так. Сейчас доктор наберёт наркоз, будем готовы. Ваши прижимают зверя, врач колет. Тигр уснёт, Петрович даст отмашку, можно открывать и заходить. Вы ошейник меняете, дальше Петрович уколет в вену другой препарат, чтобы лучше отходил от наркоза. Тут понаблюдаем, как просыпаться начнёт, через полчаса можно будет увозить.

– Да, хорошо. Спасибо!

Сидоров ходил вокруг клетки, фотографируя тигра. Амур лежал на полу, временами поворачивая голову из стороны в сторону. Усы его топорщились, кончик хвоста слегка похлопывал по полу.

Наконец вышел Петрович, из обоих карманов у него торчали двадцатикубовые шприцы.

– Ну, поехали?

Рабочие подошли к клетке. Дрессировщик взял палочку, такую же пижонскую, как и его усы, сунул в клетку и начал тыкать зверя.

– Ну, Амурчик, вставай, мой мальчик, давай, не ленись.

Тигр огрызнулся и попытался отмахнуться от палки. Это не очень получилось, и Амур, рявкнув сильнее, нехотя поднялся на ноги.

– Двигайте.

Рабочие двинули прижим и зафиксировали Амура между двух решёток. Зверь рычал, огрызался, но деться никуда не мог. Петрович прицелился и с размаху воткнул в бедро шприц из левого кармана.

– Слегка отпустите, это пока премедикация была.

Прижим ослабили, так, что тигр не мог двигаться, но и не был в зажатом состоянии. Он скалился и тряс головой.

Пятнадцать минут поскучали. Наконец Петрович опять дал отмашку. Бедного тигра вновь зажали, и врач воткнул в то же бедро шприц из правого кармана.

– Отпускай.

Рабочие оттянули прижим назад. Тигр, уже со слегка осоловелым взглядом, продолжая демонстрировать клыки, отошёл от решётки. Неуверенно походил по клетке, потом лёг. Глаза зверя затуманились, он тяжело перевалился на правый бок, ещё несколько секунд попытался держать голову и рычать; но, наконец, и голова легла на пол. Амур замолчал.

Люди тоже молчали. Ещё с полминуты все, не двигаясь, смотрели на зверя, потом Петрович сказал:

– Открывай!

Дверь клетки открылась, и врач, слегка пригнувшись, вошёл внутрь. Аккуратно со стороны спины подошёл к голове и ладонью несколько раз прикоснулся к векам полосатого красавца. Поднялся и так же, полусогнувшись, вылез наружу.

– Можете менять.

Дрессировщик и один рабочий зашли внутрь. Тяжёлый брезентовый ошейник был снят с тигриной шеи. Рабочий выбросил его наружу. Иван Иваныч подошёл, присел на корточки и поднял с пола.

– Мы, пожалуй, оставим это себе. Для музея. Если вы не против, – задумчиво проговорил он.