Мне ещё не доводилось видеть мертвецов. Если кто-то спросит, я никогда не признаюсь в этом, но от себя правду не скроешь – Арчи Аддамс (или мистер Морган, как угодно) ни разу не сталкивался со смертью лицом к лицу.

Неизвестность неподъёмным грузом придавила меня к полу. Не будь здесь Филиппа, я бы заскулил, принялся умолять высшие силы помочь мне. Рубашка давно стала мокрой от пота и прилипла к спине, волосы выбились из хвоста, руки холодны как мраморные ладони ангелов, охраняющих покой мертвецов на Хайгейтском кладбище.

Дверь приоткрылась.

Я вскрикнул – пришлось зажать рот ладонями, ногти впились в кожу щёк, на глазах выступили слёзы, помешавшие мне отчётливо разглядеть бледное пятно, мелькнувшее на фоне тёмного провала, в который превратилась галерея второго этажа.

– Господи, – прошептал я, – Господи…

Тонкие белые пальцы, кажется, источают едва заметное сияние. Неестественно длинные, изломанные, они движутся будто бы сами по себе, неторопливо исследуют дверной косяк и напоминают паучьи лапы.

Вампир попытался прикоснуться к цветам чеснока, послышалось тихое шипение, и руки исчезли, растворились в темноте.

Тьма движется, вдруг понял я, он никуда не ушёл! Остался там, на галерее, слился с мраком и поджидает нас. У него в запасе сотни лет, а мы, два неудачника, погибнем здесь, умрём от голода, а может Филипп убьёт меня и съест, расставив прямо в комнате свою походную кухню.

– Он всё ещё там, – зачем-то сказал я.

– Я знаю, – откликнулся Филипп.

– И долго он…

– До первых петухов. Попробуй поспать, я подежурю.

Мне чудом удалось сдержать неуместный истеричный хохот. Поспать?! Здесь, когда за порогом вампир, а рядом со мной человек, которому было приказано бросить меня и бежать, если что-то пойдёт не так?

– Мы нашли его логово, – будто прочитав мои мысли, сказал Филипп, – на рассвете спустимся туда и достанем его.

– Но вдруг он уйдёт? Глупо оставаться здесь зная, что солнце рано или поздно взойдёт.

– Он не сможет уйти. Вампир не может отходить от своей могилы слишком далеко.

– Не так уж сладко им живётся, – с притворной жалостью сказал я.

– У них есть главное – бессмертие. Этот старик не сумел распорядиться им как следует. Только представь, малыш – перед тобой весь мир, ты силён, умеешь обращаться в животных, очаровывать людей, взглядом вводя их в гипноз, – Филипп хмыкнул, – и всё, чего тебе следует избегать – церквей да зеркал.

– И чеснока, – невпопад добавил я.

– Мир живёт в темноте. Теперь лавки не закрываются на закате, теперь тебе нальют выпить в любое время, улицы городов больше не превращаются в пустые альковы с наступлением ночи. Этому старику мог принадлежать весь мир.

– Думаешь, он сам решил от всего отказаться и запереться здесь?

– Я уверен. Мы следим за стариком уже двадцать три года.

– Двадцать три?! – Я ушам своим не поверил. – Но зачем?

– Коллекционеру нужен вампир, а схватить особь, которая регулярно питается, почти невозможно, – со знанием дела пояснил Филипп. – Мы ждали, и он, наконец, окончательно утратил вкус к жизни.

– И давно это случилось?

– Лет пятнадцать назад. Старик долго искал место, а потом исчез, просто лёг в гроб и больше не вставал.

– А вы?

– Ждали. Мы были уверены, что спустя пятнадцать лет он превратился в высохшую мумию, но…

Я услышал, как зашелестела ткань его куртки и понял, что Филипп обвёл комнату рукой показывая, как сильно они ошиблись.

Коллекционер одержим вампирами, раз ждал двадцать три года, чтобы поймать одного из них.

Вкусы и интересы состоятельных людей никогда не были мне понятны – за это я получил от учителя прозвище «Простак», когда проходил обучение в Ордене. Я никак не мог уловить суть, не мог постичь причину, по которой богачи готовы расстаться с доброй половиной своего состояния ради проклятой безделушки вроде шара с джинном или неувядающего цветка с могилы девушки, умершей в ночь перед свадьбой.