Когда очередь дошла до Алисы, девушка в кассе сказала, что ей надо идти в другую контору, чтобы доплатить там за подключение света еще одну приличную сумму, которой Алиса не располагала. Но делать было нечего, и Алиса направилась туда, чтобы узнать точную сумму платежа.
Над улицами города, несмотря на теплый осенний день, нависла какая-то незримая туча. Пройдя мимо соборной площади, Алиса испытала нервную дрожь, и настроение ее стало еще хуже.
Дойдя наконец до второй конторы, она уцепилась за что-то внутри себя, что помогло ей не впасть в отчаяние. Войдя в помещение, она не смогла удержать тяжелую дверь, и та с грохотом закрылась, произведя некое подобие взрыва в обстановке тревожной тишины, в которой служащие внимали речи первосвященника по телевизору. Алиса извинилась и протянула бумагу мужчине, который посмотрел на нее вопросительным взглядом.
– Вы знаете, сколько вам придется платить за подключение?! – спросил он.
– В такой святой день… ходят тут… – пробормотала женщина, сидящая рядом с ним, не сводя глаз с экрана. – Вам же не могли отключить свет без предупреждения!
Когда Алиса попыталась сказать, что именно так и было, женщина разозлилась еще больше. Услышав сумму платежа, Алиса поняла, что таких денег у нее сейчас нет, и, не в силах больше противостоять натиску несчастий, чуть не плача, отправилась домой.
Дома ее ждал размороженный холодильник, где вот уже вторые сутки пропадали немногочисленные продукты, и сумрачная комната, где спал пьяный муж. Алиса вошла и стала выкрикивать ему какие-то претензии. Она кричала, что больше не может выдерживать этого. Что ему наплевать на ее проблемы, и она должна все делать сама…
***
Генри лежал в постели, храпел и стонал, мучимый каким-то тяжелым сном. Временами его дыхание прерывалось сильным кашлем. Иногда он дергался и менял положение тела. Было около двенадцати часов ночи. Алиса не спала, т.к. зачиталась книгой об устройстве мироздания. Ее мысли в последнее время были захвачены новой информацией, которую они с Генри получали из Источника, а также трансформацией тела, которая усилилась в последнее время.
Занятая поиском новых связующих звеньев в этой информации и событиях, Алиса никак не отреагировала на беспокойный сон мужа, лишь пару раз взглянув на спящего, и не решившись тревожить его, чтобы избавить от стонов или храпа. Но вдруг он перестал храпеть и кашлять, и произнес очень четкую фразу на непонятном языке, и Алиса замерла от удивления. Глаза его оставались закрытыми, он спал. Дыхания было почти неслышно, так что казалось, что он даже не спит. Каждый звук произнесенной им фразы был четко слышен и различим. Голос Генри звучал торжественно и отрешенно. Алиса лежала, пытаясь осмыслить происшедшее, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить лежащего рядом Генри. Да и был ли он сам собой в эту минуту?
Сказанное им звучало примерно так: «Вэ цхеу кэту ротокум». Через минуту-другую раздалось еще одно: «Эу донт Ое», причем последнее слово было произнесено как-то по-особому. Алиса решилась подняться, чтобы записать услышанное, и за это время Генри произнес еще две фразы, которые она не успела запомнить. Когда она взяла ручку и листок бумаги, Генри произнес:
– Фо ступен кэту.
Фразы следовали одна за другой с небольшими паузами.
– Эш тер хаузе.
– Эш хурет тэва.
После этого Генри резко сел на кровати, потом лег и опять застонал.
– Эу тенде харш, произнес он, дернулся и снова замер. Прошло еще несколько секунд, затем Генри поднялся и сел. Он открыл глаза, но словно не понимал, где он находится. Глядя на Алису, он показал на свои губы.