Ни слова не говоря, Штрудель толкает калитку и идёт к дому. Но постучать он не успевает, потому что дверь распахивается и навстречу выбегает крашеная блондинка преклонных лет в мятой майке и пёстрых широких штанах.

– Сколько можно, господа, беспокоить людей?! – сразу включает она свою хриплую, прокуренную сирену на полную катушку. – Мало нам войны, которую устроили на днях бандиты у виллы нашего соседа Тавризи, так ещё теперь полицейские морочат голову! Вам же сказали, что мы ничего не видели, потому что рано ложимся спать…

– И даже выстрелы вас не разбудили? – усмехается Лёха.

– Когда мы услышали выстрелы, то сразу упали на пол и не вставали до тех пор, пока всё не закончилось.

– Кто – мы?

– Я, муж и внучка.

– А окна вашей спальни куда выходят?

– Наши – во двор, а комната внучки на втором этаже.

– Могли бы мы с ней побеседовать?

– Нет! – женщина машет руками, словно отгоняет назойливых мух, и пытается захлопнуть дверь перед нашим носом, однако Штрудель успевает придержать её ногой. – Девочке всего двенадцать лет, поэтому при допросе должен присутствовать её школьный учитель… А у вас есть ордер на допрос, кстати?

– Ордера нет, – честно признаётся Лёха, – да мы и не с допросом пришли, а просто хотели задать пару вопросов. При разговоре достаточно только вашего присутствия.

– Что вам может сказать двенадцатилетняя девочка?

– Это же не для протокола, – Лёха корчит печальную физиономию, хотя его румяное широкое лицо вовсе не предназначено для такой мимики. – Понимаете, уважаемая, погибло столько людей, и вовсе не обязательно, что среди них были только бандиты и уголовники. Там были и молодые красивые парни, которым бы жить да жить. Вот представьте, если бы среди них был ваш сын…

– У меня нет сыновей! – скрипит тётка, но дверь на себя больше не тянет. – У меня только дочь… А если бы у меня был сын, он бы ни за что не попал в такую мерзкую компанию!.. Ладно, проходите, раз пришли. Но условие – всего пару вопросов девочке, не больше. А то будем жаловаться на ваш произвол начальнику полиции. Мой муж с ним знаком…

Мы проходим в салон, и хозяйка настоятельно требует, чтобы мы, раз уж напросились в гости, выпили по чашке кофе. Таков израильский ритуал посещения гостей, и отказываться от его неукоснительного соблюдения не принято.

Пока она готовит кофе и зовёт внучку, Лёха вопросительно разглядывает меня и просит:

– Разговаривай с девочкой лучше ты, потому что эта старая мегера будет фильтровать каждое слово и мозги выносить своими комментариями. У меня терпения не хватит с ней препираться.

Девочка оказывается рослой, рано созревшей особой, каковые нередко проходят по полицейским сводкам в разделах происшествий с изнасилованиями. Быстро оценив нас взглядом как людей ни на что для неё не годных, она выпускает изо рта пузырь жвачки и молча залезает с ногами на диван.

– Меня зовут Шуламит, – не дожидаясь вопросов, сообщает она и громко чмокает лопнувшим пузырём, – перестрелку я наблюдала из окна и всё уже рассказала полицейскому, который к нам приходил.

– Откуда ты знаешь, что мы хотим у тебя спросить? – улыбаюсь невольно.

– А что, вы пришли узнать, какие у меня оценки по математике?

Похоже, что этой двенадцатилетней девице палец в рот не клади, она даст фору многим из тех, кто старше её вдвое.

– Мы знаем, что произошло, – решаю разговаривать с ней, не сюсюкая, как с взрослым человеком. – Хочу лишь спросить: тебе ничего странным на улице не показалось?

– А что там могло быть странного? Драться эти бандиты не умеют, наши ребята в школе и то круче…

– Но у вас в школе убийств, слава богу, не случается, а здесь столько жертв.