– Ну-ну, не грусти, – благодарно взглянув на дочь, вздохнула Екатерина, – в другой раз купим.

Но другой раз всё не наступал. Ни писем, ни денег из далёкой Каракалпакии Екатерина с детьми не получали. Тридцать рублей, которые зарабатывала мать четверых детей, расходились очень быстро. Екатерина была человеком жизнерадостным и стойким. Огромное трудолюбие и крестьянская хватка помогали ей не впасть в отчаяние и преодолевать денежные затруднения. Но Людка все-таки заметила, что на обычно веселом лице матери погасла улыбка, и, как могла, старалась сделать для Екатерины что-нибудь приятное.

– Мам, а мы с Валькой суп сварили, – сообщила однажды Людка пришедшей с работы уставшей матери.

– Из чего же вы его сварили? – спросила Екатерина, зная, что в доме съестного хоть шаром покати.

– А мы нашли немного картошки и риса.

Екатерина подняла крышку маленькой алюминиевой кастрюльки и заглянула внутрь. В прозрачном, как родниковая вода, постном супе плавало несколько резаных кусочков картошки и с десяток белых палочек риса.

– Хорошо, что Витька и Светка в садик ходят: их там накормят. Правда, мам?   – заглядывая в глаза матери, успокаивающе произнесла Людка.

У Екатерины к горлу подкатил комок, но она сумела сдержать слезы.

− Сходите в садик с Валькой за малышами и сидите дома, – сказала она и ушла. Вернулась домой Екатерина в девять часов вечера. В потертой дерматиновой сумке она принесла продукты.

– Мам, где ты это достала? – удивленно посмотрела на мать старшая дочь.

– В чайхану уголь привезли, я напросилась разгружать, немного денег заработала, – устало ответила Екатерина. – Дети спят?

– Да, я их уложила.

– Голодных?

– Нет, мы чай пили, с хлебом.

– Уроки сделали?

– Сделали. Мам, да ты не беспокойся, у нас все нормально.

–А ты почему спать не легла?

– Тебя ждала.

– Ах ты моя помощница, – улыбнулась мать. – Что бы я без тебя делала? Иди ложись, а то не выспишься.

Людка отправилась в постель. Легла и Екатерина. Она сразу уснула тяжелым мертвым сном, но вскоре проснулась: болели руки, ноги, ныла спина. Цену физическому труду женщина из крестьянской семьи знала хорошо: чаще в поле махала косой, чем стояла дома у печи. Скитания по Союзу за длинным рублем изменили ее жизнь – хоть и трудилась много, но давно не до изнеможения, как сегодня. Женщина слушала сонное дыхание детей, завывание февральского ветра за окном, не спала.

Ночного отдыха и покоя не давало не только утомление от работы. Кошки скребли на сердце.

«Что с Николаем? Почему не шлет вестей и денег? Может, что случилось? – волновалась Екатерина и здесь же сама себя уговаривала: − Нет, если бы в беду попал, то сообщили бы – в вещах адрес нашли и фотографии. А так…».

Тут ее мысли неожиданно потекли по другому руслу, а сердце наполнилось обидой и горечью.

«Наверно, подругу себе завел. Почему бы нет? Свекровь б…, снохе не верит. Меня к каждому столбу ревнует, а сам готов за первой попавшейся юбкой бежать. А сейчас тем более. Холостяк! С глаз долой – из сердца вон. Нет, девчонки на летние каникулы пойдут – надо ехать».

Еще долго, как снежинки в лучах уличного фонаря, роились в голове женщины, оставленной на произвол судьбы где-то затерявшимся кормильцем, невеселые думы. Забылась под утро, будто провалилась в глубокую яму.

Голод не тетка. Вскоре безденежье опять заставило Екатерину искать спасительный приработок.

– Людка, – оторвала она от книжки дочь, придя в субботу с работы, – завтра пойдем с тобой к тете Нюсе, уберем у нее в комнате.

– А кто такая тетя Нюся?

– Одинокая больная женщина, недалеко живет.

– Хорошо, – ответила Людка и снова уткнулась в книжку.