– Хорошо, Лиля, – жеманно протянула Маринка, – беру тебя с Людой, Мишу и Диму. Извините, больше никого не могу: мама не пустит. Миша, пойдешь ко мне кино смотреть? Я приглашаю, – перевела она на мальчишку глаза красавицы.

Он в это время летел вверх.

– Что? – свободно падая на доске вниз, прокричал Мишка.

– Идем ко мне смотреть телевизор! – громко, уже не кокетничая, сказала Маринка.

– Нет, не хочу, я буду качаться! – отказался тот.

– Как хочешь! – обиженно поджала губки хозяйка телевизора. – Пойдемте, ребята.

Маринка, а за ней Лилька, Людка и влюбленный по уши в Маринку Димка направились в сторону небольшого домика, в котором жили инженер с семьей.

− Подождите, я сейчас, спрошу у мамы, – остановила ребят у калитки девчонка и, поднявшись по деревянным ступенькам крыльца, скрылась за дверью.

На душе у Людки было гадко. Ей очень хотелось посмотреть фильм, и в то же время она чувствовала себя не в своей тарелке оттого, что ей приходится напрашиваться к незнакомым людям в дом, долго стоять перед закрытой калиткой и ждать милостивого разрешения войти. Через несколько минут Маринка показалась в полуоткрытой двери и позвала:

− Заходите, разрешили!

В прихожей ребят встретила милая стройная женщина, Маринкина мать.

− Проходите, не стесняйтесь, − пригласила она гостей в комнату, служившую семье залом. – Располагайтесь вот здесь, на полу.

«Зрители» суетливо опустились рядком на ковер.

 Включили телевизор. Заканчивалась какая-то передача, и Людка осмотрелась. «Как чисто и красиво!» – сразу заметила она. Очевидно, в доме только что сделали уборку. Все вещи красовались на отведенных им местах. Коричневый пол блестел так, будто его не вымыли, а только что выкрасили заново. Девочка с удовольствием рассматривала дорогую мебель, яркие ковры на полу и стене, хрустальную посуду в серванте и фарфоровые безделушки на вязаных крючком салфетках. Такого достатка и уюта в скромной квартире многодетной семьи Никитиных не было.

На маленьком экране телевизора появились титры фильма, первые кадры, и Людка погрузилась в атмосферу революционных бурь. Красноармейцы с ружьями за спиной, трудный переход по безводной пустыне, пленный кадет с секретным заданием, взятый красноармейцами в плен и отданный под охрану девушке, отличному стрелку, − есть на что посмотреть.

А вот пленный и девушка на небольшом безлюдном острове. Он мягкий, покладистый – она суровая, непримиримая, но с чутким сердцем. Он образованный, начитанный – она простая, малограмотная. Совсем разные люди – белый и наша.

И вдруг…любовь! Они счастливы. И нет им никакого дела до гражданской войны, до вражды и крови. Но…одинокий парусник в море как вестник приближающейся беды. «Наши!» – радостно восклицает поручик, устремляясь навстречу лодке. «Стой, кадет поганый!» – непримиримо кричит девушка, нацеливая на любимого ружье. Выстрел!  И тоскливый вопль по возлюбленному: «Нет! Синегла-зень-кий…».

На девчонок жалко было смотреть. Они, не отрывая глаз от экрана, размазывали руками по щекам соленую влагу, горько шмыгали носами, прерывисто вздыхали. Димка тоже переживал, но, как стойкий оловянный солдатик, не плакал.

После кино Лилька зашла к Никитиным.

– Тетя Катя, разрешите Людке у нас ночевать: мама сегодня в ночную смену, а мне одной страшно.

– Хорошо, – разрешила Екатерина, – только не безобразничайте там. А сейчас садитесь ужинать.

Спать девчонки легли на одной кровати.

– Лиль, а кино тебе понравилось? – тихо проговорила Людка.

– Еще бы! – протянула та. – Белый-то какой красавец! В такого можно влюбиться.

– Жалко, что она его убила. Сама-то вон как потом кричала от горя.