И особисты, как на поле брани,

Неслись на нас – на приступ, на таран:

«Эй, ты! Ты был недавно в ресторане,

А где ты денег взял на ресторан?»


Такая вот бывала нахлобучка:

«Чего ты протоколы-то, чудак,

То чёрной пишешь шариковой ручкой,

А то вдруг синей – типа, это как?!


Вопрос, как ни крути, отнюдь не праздный,

Тут мы с тобой обязаны сойтись:

Всё, что формально – единообразно

Должно быть в этой жизни, согласись!»


И я им накропал зелёным цветом,

Что да, мол, лоханулся, признаю́,

И красным подписался. В голове-то

Я гнул без спроса линию свою.


Ребята мне тогда сказали: «Браво!»

Проверка прогундосила:«Дебил!

На вольнодумцев есть у нас управа,

Напомнить можем, если кто забыл!»


При Сталине бы шлёпнули, конечно,

Такой сотрудник долго не живёт,

А тут лишь от обиды безутешной

Поставили дежурить в Новый Год.


Узнав об этом, мастер апелляций,

Витюха подбоченился, как граф:

«Маразм не может вечно продолжаться!»

Вот тут он однозначно был не прав.


Вы лучше у других ментов спросите, –

Маразм имеет чёткий внешний вид,

Пока его источник и носитель

В активной фазе, сволочь, состоит.


И в бесконечном этом карнавале,

Забыв про сон, еду и опохмел,

Мы висяки такие раскрывали,

Что Шерлок Холмс, и тот бы очумел.


Советский следователь, кто он есть такой?

Он тот, кто стены сносит запросто башкой,

Когда они ему идти мешают к цели.

При этом мозг вполне способен у него

Нормально действовать. Оно и ничего:

Разбег, удар – и только щепки полетели!

Пятая глава

В теории так и бывает:

Увидел, подумал, раскрыл, –

Контора тебе помогает,

Ни средств не жалеет, ни сил.


И следствие с розыском вместе

В единой упряжке бегут,

И вор терпелив при аресте,

И взяток в суде не дают.


И старенький мудрый наставник,

Похлопав тебя по плечу,

Поллитру приходует плавно:

Не зря я вас всё же учу!


Ну, в смысле, что мент выпивает

В минуты триумфа, а так

Лишь службу одну уважает,

Хоть, в общем, махнуть не дурак.


И самбо он знает приёмы,

И ствол у него с кобурой.

Немного у нас по-другому

Дела обстояли порой.


Расхлёбывать горькую кашу

С Петровки большой генерал

Однажды всю братию нашу

На общую сходку собрал.


Ну что? Мы пришли, для порядка

Немного на жизнь пороптав –

А толку-то? Есть разнарядка

На весь офицерский состав.


Он нас пригласил к разговору

И факты поставил на вид:

«Кривая преступности в гору

Уже не идёт, а летит.


Мы скоро Чикаго догоним,

Такие творятся дела,

Серийная банда в районе

Работать у нас начала!


У них все дела под копирку,

Как ёлки в дремучем лесу, –

Берут лишь одну ювелирку,

И то почему-то не всю!


Мы их отличаем от прочих,

У них все шаги неспроста,

Мы видим их фирменный почерк:

Внезапность, напор, быстрота!


И скоро уже, может статься,

Главнее мента будет вор.

Они ничего не боятся,

Они нас не видят в упор!»


Мы слушали в актовом зале

Его бесконечный доклад.

Спасибо, а то мы не знали,

Как наши дела обстоят.


Уже, как-никак, третий месяц

Начальство от нас ни на шаг,

Оно нас мордует и месит

И с нами стоит на ушах.


Его-то ведь тоже долбают,

А как не долбать, если он

Уже на глазах погибает,

Родной наш, любимый район.


Каких-то залётных ковбоев

Нелёгкая нам принесла,

От крупных квартирных разбоев

Башка уже кругом пошла.


И с нашим большим генералом

Припадок, вон, вышел уже.

«Молчать!» – как блаженный, орал он

В безумном слепом кураже.


«Неделю вам! Две! И не больше!» –

Он трясся, пока не устал.

«Прости его, господи Боже», –

Витюха под нос прошептал.


Озвучив наш общий диагноз,

Что нас в изумление ввёл,

Шестёрки его битый час нас

Возюкали мордой об стол.


Хрипящих и лающих звуков

Истратив последний запас,

И нас, и себя убаюкав,

Он всё же уехал от нас, –


Добра пожелал и победы,

Задора в душе и огня,

Кулак показав напоследок,