Такова у Пушкина коллекция художественно-исторических портретов, которые все изображают один и тот же тип в его видоизменениях. Ряд их замыкается современником поэта – Е. Онегиным. Герой особого рода, но, однако, сродни своим предшественникам: и Троекуров, и Верейский, и Митрофаны всех сортов – все они прямые или боковые его предки. Онегин – лицо столько же историческое, сколько поэтическое. Мы все читали сочинения и записки людей, чаявших обновления России после войн за освобождение Европы. Припоминая читанное, мы знаем, чем были Онегины после 1815 г. Поэма Пушкина рассказывает, чем стали они после 1825 г. Это Чацкие, уставшие говорить и с разбитыми надеждами, а поэтому скучающие. Позже, у Лермонтова, они являются страдающими от скуки на горах Кавказа, как другие в то время страдали, хотя и не от одной скуки, за горами Урала.
Так, у Пушкина находим довольно связную летопись нашего общества в лицах за 100 лет с лишком. Когда эти лица рисовались, масса мемуаров XVIII в. и начала XIX в. лежала под спудом. В наши дни они выходят на свет. Читая их, можно дивиться верности глаза Пушкина. Мы узнаем здесь ближе людей того времени, но эти люди – знакомые уже нам фигуры. "Вот Гаврила Афанасьевич! – восклицаем мы, перелистывая эти мемуары, – а вот Троекуров, князь Верейский" – и т.д., до Онегина включительно. Пушкин не мемуарист и не историк, но для историка большая находка, когда между собой и мемуаристом он встречает художника. В этом значение Пушкина для нашей историографии, по крайней мере главное и ближайшее значение»…
…Ух! Ваш архивариус не только весь в пыли, которая разлетается кругом. После того как захлопнулся том с речью Ключевского, от пыли той эпохи не только голова идет кругом, но хочется выбежать на свежий воздух! Как никак эта речь была произнесена более 136 лет назад. Мазком на картине мы ее запечатлели, и только ценитель картины составит свое представление об этой речи, прозвучавшей в памятный день Пушкинского праздника.
А дальше… А, дальше знатных гостей ждал ужин. Кто-то, покидая Московский университет находился под впечатлением троекратного лобызанья, коим министр Сабуров наградил пришедшего в восторг Тургенева, кто-то бурчал недовольства в адрес Ключевского, надеясь на завтрашнюю отповедь Ключевскому Тургенева, кто-то просто думал о Пушкине…
Ужин был знатным. Медленно приближалось 7 июня 1880 года.
Манера нанесения мазка запечатлевается в картине
Пока участники Пушкинского праздника после бурного дня 6-го июня отдыхают и во сне представляют день грядущий, ваш архивариус перебирается к дальним стеллажам, где собраны сведения о тех великих сынах России, кто по разным причинам не прибыл на праздник.
Статский советник, писатель А.И. Гончаров разболелся (он действительно часто болел, нервные срывы и депрессия оказали на его творчество существенное влияние), а поэт и переводчик А.А. Фет и писатель, соредактор «Отечественных записок» М.Е. Салтыков-Щедрин не стали участвовать в мероприятии, организованном Обществом любителей Российской словесности.
Не смог участвовать в празднествах и князь, канцлер, выдающийся дипломат А.М. Горчаков, однокашник А.С. Пушкина по Царскосельскому лицею. В 1880 г. в живых оставалось всего два однокашника А.С. Пушкина – он и упоминаемый уже С.Д. Комовский. Ему, А.М. Горчакову (в связи с тем, что С.Д. Комовский умер в 1880 г.), судьбой было уготовано стать последним лицеистом-однокашником А.С. Пушкина.
Эти строки А.С. Пушкина, которые нередко ассоциируются с А.М. Горчаковым, были адресованы не кому-то конкретно из лицеистов-однокашников: