– Ольга, дочь твоя совсем обезумила, – подала голос третья бабка. – Приструнить бы надо.

– Я знаю свою дочку и просто так она бы себя так не вела. А значит, вы сами виноваты. Пойдем, Катюш, ужин надо готовить.

В полном молчании мы поднялись в квартиру. Мама выгрузила продукты, я же переодевшись, села чистить картошку. Но слова этой бабки так и крутились в моей голове. Брошенки… Как мерзко, противно и обидно это звучало. Словно мы превратились в отбросы общества. И из-за чего? Из-за того, что мой отец не удержал свой причендал в штанах!

–Черт, – зашипела я от боли, прижимая порезанный палец к губам. Не знаю, это ли стало финальной каплей в чаше терпения, но я больше не могла сдержать своих слез. Я отползла к стенке и, уткнувшись лицом в колени, заплакала. Как будто бы внутри что-то сломалось и я ревела в голос, пока нежные руки не обхватили меня, а голос мамы не стал успокаивать:

– Тише, солнышко, ну что ты. Катюш, все ведь хорошо.

– Ничего… не хорошо… они говорят… мы брошенки… а он… с новой гуляет… а мне даже не звонит, – всхлипывала я в ее объятиях.

– Кать, успокойся, иначе мы не сможем поговорить. Брось этот нож и картошку. Откуда кровь?

– П…порезалась, – благодаря маме, я поднялась на ноги и уселась за стол.

Пока она обрабатывала мою рану, на плите уже вскипел чайник. Она не спеша заварила свой любимый ромашковый чай и поставила две дымящихся кружки на стол, а затем достала сигареты из кармана халата и открыла окно.

–Да, я закурила, – ответила она на мой немой вопрос. – Стресс это не убирает, так что все врут, когда говорят, что успокаиваются после выкуренной сигаретки. Не советую даже начинать.

– Так зачем ты это делаешь?

– Не знаю. Бунтую что ли. – Мама пожала плечами и щелкнула зажигалкой. – Захотелось делать то, о чем раньше даже и не думала. Итак, Катюш, давай проясним одну вещь. Запомни дочь: никогда не слушай сплетни. Они могут ранить еще сильней, чем поступок.

– Ты так говоришь, как будто тебя это не задевает. Но я же не слепая, я же вижу, как тебе больно.

– Больно, Катюш, больно. – Мама аккуратно струсила пепел в блюдце.

– Почему ты терпела? Почему мне не сказала?

– А ты почему молчала?

– Не хотела делать больно тебе и надеялась, что отец одумается. – Честно ответила я и в сотый раз поправила пластырь на порезе.

– Вот и я не хотела. Понимаешь, Катя, когда ты взрослый и когда есть дети, ответственность за слова и поступки совершенно иные. Ради призрачного будущего приходится многое терпеть. Ты не можешь просто хлопнуть дверью или бросить все и уехать. Все это отобразится на ребенке, понимаешь? Как женщине мне было невероятно больно от его измены. Больно от того, что твой отец предпочел кого-то другого. Как ни банально, но я ведь подарила ему лучшие годы своей жизни.

–Так почему ты его не остановила? Почему не заставила остаться?

– Нет, так нельзя. Мы оба были уже несчастны, так зачем мучать друг друга всю оставшуюся жизнь?

– А если бы он передумал? Если бы он бросил бы ее?

– Нет, Кать, мы бы все равно расстались. Смотреть на отца и думать, как он утопал в объятиях другой женщины, как он целовал ее для меня невыносимо. И эти мысли, словно черви, проедали меня изнутри. Рано или поздно, все бы вылилось в упреки и скандалы. Мы бы мучили и себя, и тебя. Поэтому пришлось сделать этот шаг.

– И что теперь?

– Катюш, – мама потушила сигарету и протянула мне руку. – Я хочу уехать отсюда. Здесь каждый сантиметр пропитан старыми чувствами, а я не хочу их чувствовать. Я предлагаю тебе переехать в Москву.

– Куда? – от неожиданности я поперхнулась чаем. – Надеюсь, ты не серьезно сейчас говоришь.