Проникновенно сказано замечательным поэтом-земляком Виктором Политовым.

Неотступно мучает вопрос: почему же обезлюдело поселение в благодатном краю. Увы, это плата за технический прогресс, за ускоренную индустриализацию и урбанизацию. Ведь во всех западных развитых странах сельских жителей осталось очень мало. Только там этот процесс шёл медленнее, постепенно, с меньшими издержками. Много можно назвать причин умирания хутора: и объективных, и субъективных, обусловленных недалёкостью, а то и прямо глупостью властей, но разве от этого легче?

Всё-таки мне, моим сверстникам очень повезло родиться в глубинном хуторе, ибо уже во второй половине века двадцатого мы застали традиционный крестьянский уклад жизни, когда люди по большому счёту жили в гармонии и с самими собой, и друг с другом, и с природой. Та жизнь ушла в вечность, но она осталась в наших сердцах. Память о хуторском детстве помогает нам выдерживать головокружительный ритм жизни в больших городах. Кажется, что и сама земля помнит о том, что тут жили люди. На пепелищах трава особенно густая. То там, то здесь алеют сухие цветы бессмертника.

И всё-таки хуторок не сдаётся, живёт. Самые преданные его жители не покинули свою малую родину, веря народной мудрости: где родился, там и пригодился. Так приятно было встретиться с ними через столько лет. Сначала недоверчивое вглядывание друг в друга: неужели ты? Не может быть. Потом – крепкие объятия, слёзы на глазах, воспоминания. Как и прежде, подпешенцы кормятся с земли. Держат скотину. Благо пойменные луга богаты разнотравьем. В озёрах – хорошая рыбалка, в лесах – охота. Порадовал целый табун лошадей, направлявшихся к озеру на водопой. В задумчивых, безмятежных водах озера, как и вечность назад, отражаются облака и деревья.

Время от времени на хуторе селятся переселенцы из других мест, но приживаются немногие. Жизнь на отдалённом хуторе не каждый выдержит. Возвратился домой и кое-кто из бывших хуторян, не найдя счастья на стороне. Появились в Подпешенском и дачники из Волгограда и Михайловки, привлечённые природным раздольем. Нет, не хочет старинный хутор уходить в небытие, не хочет стать Атлантидой.

Неподалёку от хутора находится воинское кладбище, на котором покоится прах сотен солдат, погибших в годы Великой Отечественной войны. На левый берег Дона фашистов не пустили, и Подпешенский остался свободным. Над братской могилой возвышается величественный памятник – фигура не сдавшегося солдата. Воин и сейчас охраняет покой хутора. Не для того он пал, непобеждённый, на поле брани, чтобы в мирное время хуторок в песках умер, а каменный солдат остался его единственным жителем.

Живи, мой хутор.

Баба Шура жила в своей крытой камышом хатке с земляным полом на самом краю хутора. Для кого-то это был настоящий край света, глухой угол, Богом забытый. Сама же она, а это главное, так не считала, хозяйничая, как умела, на своём дворе или же в огороде. Была она старуха высокая, грузная, можно даже сказать, неуклюжая, с грубыми чертами лица. Родившись в конце девятнадцатого века в отдалённом казачьем хуторе, она так и жила в веке двадцатом неграмотной, хотя и прошла ликбез. Даже и расписаться толком не умела, выводя вместо подписи что-то вроде волнистой линии. Но тёмной старухой она не была. Всегда прислушивалась к тому, что происходит в большом мире. Радио в её доме не выключалось. Особенно любила она слушать телетайку – новости с телетайпной ленты. Как водится, сочувствовала вьетнамцам, ругала американцев за агрессию. А как радовалась, когда услышала, что премьер-министром Цейлона стала женщина, Сиримаво Бандаранаике.