Я спрашиваю тебя, Нягрода: «Чисты ли такие правила и образ жизни?» – «Без всякого сомнения, чисты», – отвечает Нягрода. «А я, возражает ему Будда, раскрою перед тобою нечистоту, скрывающуюся в них. Чего ожидаете вы, произвольные труженики, за свои тяжкие труды? Ожидаете он мирян подаяний и уважения и, когда достигнете этой цели, крепко пристращаетесь к удобствам временной жизни, не хотите расстаться с ними, да и не знаете средств к тому. Едва вы завидите издали посетителей, как тотчас садитесь и показываете вид, будто вас застали в глубоком размышлении, но, расставшись с ними, снова делаете, что хотите, прогуливаетесь, или покоитесь на свободе. Заведут ли при вас умную речь, вы никогда не захотите одобрить или подтвердить её; спросят ли вас о чем-нибудь, вы отвечаете презрительным молчанием. Но, как скоро вы заметите уважение мирян к шраманам или брахманам, у вас начинаются возгласы и укоризны: „Зачем, кричите вы, уважать шраманов! Стоят ли они того“! Если вы увидите, что шраман ест плоды от вторичного посева, осыпаете его ругательствами. Когда вам подают грубую пищу, вы, даже и не отведывая, отдаёте её другим; а всякое вкусное кушанье оставляете у себя. Предаваясь порокам и страстям, вы однако же надеваете личину скромности. Нет, не таково истинное подвижничество. Труженичество тогда только полезно, когда под ним не кроются своекорыстные виды».
Враги Будды укоряли его в пристрастии к безмолвию. В этом сознавались и его ученики. «Чем вы хотите заниматься в нашем обществе, спрашивали они желавших поступить в бикши? У нас два рода занятий: любомудрие и созерцание; одни из нас обогащают свой ум познаниями и приобретают навык к диалектике; другие, и первый из них сам наставник наш, предпочитают безмолвие созерцательной жизни». Будда остерегался проповедывать свои взгляды и убеждения, когда его не просили о том, исключая тех случаев, когда события подавали ему повод высказывать свои идеи, или, когда за оказанные ему благодеяния он платил духовными речами, которые большей частью заключали в себе общие понятия добра и похвалы гражданским и семейным добродетелям, и особенно милосердию. Правда, слов Будды при его жизни никто не записывал, все наставления его и обстоятельства его жизни сохранились в устных преданиях, сведением о них мы обязаны счастливой памяти Ананды.
Бесспорно, Будда был одним из самых образованных мудрецов своего времени. Продолжительный навык к суровой жизни не истребил в нем следов хорошего воспитания, полученного им в родительском доме. До наших времён сохранилось довольно буддийских преданий, более или менее достоверных, для того, чтобы по крайней мере приблизительно знать характер красноречия Будды. Из этих преданий мы узнаём, что Будда никогда не колебался в ответах на предлагаемые ему вопросы и всегда был готов наделять желающих наставлениями. Путешествуя по разным странам Индии или беседуя с иноземцами, он объяснялся на языке или наречии их страны. Таким образом, сколько известно, он говорил на языках: магадском, дравидском и млеча. Под первым подразумевается язык, бывший в употреблении в Магадхи, в которой Будда провёл большую часть своей жизни; язык дравидский есть нынешний тамильский. Что касается до млеча, то нельзя точно сказать, язык ли это буддистов страны, лежавшей за пределами Мадхьядеши, которая также называлась Млеча.
Будда был индиец, нравы и навыки его соотечественников оставили неизгладимые следы в духе его учения и дали речам его тот оригинальный и характерный тип, который ясно обозначается в произведениях индийских философов и вообще в индийской литературе. В древних собраниях Будды прежде всего замечается необыкновенная краткость выражений. Сутры суть не что иное, как афоризмы или краткие изречения Будды, заключавшие в себе философские и нравственные положения его учения. Афоризмы Будды сохранили свою краткость и в буддийских преданиях, но уже с присоединением пояснений. Они обыкновенно предлагались в стихотворной форме и состояли большей частью из одной шлоки или стиха.