– Что вы чувствовали в процессе действа? – неожиданно спросил мужчина.

Ирена на мгновение задумалась:

– Увлеченность? Краски казались живыми, – и сама не знала точного ответа.

– А что почувствовали, когда завершили? – продолжал задавать наводящие вопросы тот.

– Пожалуй, … радость, – растерялась девушка.

Он удивленно смотрел в ее глаза:

– И вы пытаетесь от нее отказаться?!

Ирена чувствовала отчаяние в душе: ее привычный мир разрушался, а вместо этого появлялось что-то непостижимое. Это» что – то " нагло вникало в ее жизнь, не оставляя и крошки от уютной ракушки замшелой, однако известной. И ей становилось жутко от одной лишь мысли о том, что ее могут лишить таких милых привычек! А с другой стороны она понимала, что ощущения, охватившие ее во время творения, захочется воссоздать вновь, ибо они действительно восхитительны! Она развернулась к Алексе:

– Кто вы?

Он улыбнулся улыбкой преступника, которого поймали с поличным:

– Как-нибудь расскажу.

Сидя в уютном кафе недалеко от студии, Ирена набросилась на своего спутника чуть ли не с допросом:

– Как я должен вам верить?!

– Это вы о знакомых незнакомых? – понимая в чем дело, улыбнулся тот.

– О них, господин Пиноккио! – мигнула она сердитыми молниями из глаз.

– Простите мне эту маленькую неправду, Ирена, – он потянулся рукой через стол, увлекая в свою горящую ладонь ее хрупкие и вновь прохладные пальцы, несмотря на теплый летний вечер. – Мне надо было как-то вас умилить. В противном случае вы бы не согласились с моим предложением. Вы сожалеете?

Из – за этого его жеста девушка чувствовала себя немного неловко: оставлять руку в его плену – означало бы, что ей это по нраву, забрать наоборот. А она, пока, не хотела демонстрировать ни того, ни другого. Нейтральная позиция ее абсолютно удовлетворила бы. Но ведь мужчины всегда спешат! К счастью им принесли заказ, и она с радостью ухватила вилку, сместив фокус внимания со своей персоны на фруктовый салат. Но Олекса ждал ответа, поэтому пришлось его предоставить:

– Через выставку? Нет! Не жалею. Выставка была замечательной и интересной.

– А мастер-класс? – настаивал тот.

Ирена сделала несколько глотков сока, раздумывая над ответом:

– Мне сложно ответить на этот вопрос.

– В чем сложность? – несколько заинтересованно прищурил глаза мужчина, вглядываясь в ее лицо.

– Я привыкла к тихой, спокойной жизни, которой распоряжаюсь по своему собственному усмотрению. И тут в мой тихонький уклад врывается хаос, переворачивает все с ног на голову и заставляет меня шевелиться. Это-с одной стороны. Со второго, – девушка немного задумалась, – ощущения во время рисования мне, в самом деле, понравились. И я очень этому удивлена, потому что есть и третья сторона!

Олекса качнул головой:

– Дайте угадаю: вы убедили себя в том, что никогда не станете, да и не хотите быть художником. Вы это уже говорили.

Ирена едва не воскликнула:

– Но ведь я действительно не хочу!

– Несмотря на то, что ощущения во время процесса вам понравились? – он посмотрел на девушку. – Вам не кажется, что здесь есть противоречие?

– Пока вы не появились в моей жизни, – чуть едко взглянула она на него, – я вполне спокойно сосуществовала со всеми своими противоречиями. Кстати, у меня их, в этом плане то уж точно, почти не было. Рисование вызывало у меня раздражение, потому что я знала: шедевра мне не сотворить.

Олекса понимал, что девушка имеет в виду. Люди слишком часто запирались в притворной зоне комфорта, даже, если она на самом деле была самым обычным болотом. Тем не менее, в этом болоте не происходит никаких потрясений, и это начинает казаться благом. Вот так и подавляют любое развитие. И далеко не все этого развития желают.