Счетчик Гейгера как будто взбесился и захлебывался щелканьем, словно маленькая собачонка лаем, вопил об опасности и практически без перерыва мигал красным светляком.

– Это уже более десяти рентген! Надо немедленно уходить отсюда, – сказал я.

Сергей внимательно осматривал пустынное, без каких-либо водорослей и другой растительности дно. Казалось, кто-то будто обработал рану – так стерильно выглядело дно в радиусе пятнадцати ярдов вокруг контейнера. Мне это показалось довольно странным, ведь радиоактивность здесь хоть и достаточно высокая, если верить счетчику Гейгера, но не настолько, чтобы убить вокруг все живое.

– Если верить счетчику… А кто и когда его проверял?

Мне неожиданно стало жарко. Пот выступил у меня на лбу, и холодные струйки потекли по спине. Я кивнул Сергею, и он нажал на рычаг сброса балласта. Аппарат, который в первый поиск ушел в режиме батискафа, начал подъем. Усилием воли я заставил себя не торопить Сергея, так как сброс одномоментно всего балласта заставил бы аппарат пробкой вылететь на поверхность. Но и так аппарат всплывал достаточно быстро, пожалуй, слишком быстро – у меня даже перехватило дыхание. Сергей как более опытный подводник переносил быстрый подъем довольно легко, но пот крупными каплями блестел и у него на лбу.

В иллюминаторе промелькнули несколько силуэтов и исчезли в темноте. Сергей быстро, не дожидаясь моей команды, почти на автомате выключил боковые прожекторы, а носовые медленно притушил, вращая ручку привода реостата, оставив небольшой – не более тридцати процентов от номинального – поток света. И почти сразу тени появились снова.

Сергей приостановил подъем аппарата, и он неподвижно повис в толще воды.

«И что это мы так рванули?..» – подумал я. Но прежде, чем мысль успела оформиться у меня в голове, Сергей заявил:

– Я уверен, что счетчик не врет и особой опасности для нас не было.

Почему к нему пришла такая убежденность, я понял позже, когда в иллюминаторе на большом расстоянии увидел большую стаю рыб. Неожиданно аппарат вздрогнул от легкого толчка, и потом боковой иллюминатор закрыла бесформенная, иссеченная морщинами и складками масса. Она все время вздрагивала, дрожь проходила под кожей волнами, как у лошади, когда она сгоняет с себя надоевшего овода. Потом в иллюминаторе показалась пара серых щупальцев с присосками и поелозила по стеклу. А затем в иллюминаторе появились глаза.

– Глаза, как у осьминога, – почему-то шепотом сказал Сергей. Я тоже подумал, что Сергей прав – осьминожьи, но тут же решил, что ошибся. Во время экспедиций на Дальний Восток я встречал много различных видов осьминогов и хорошо знал, как они выглядят и какой у них обычно умный, я бы сказал, мудрый взгляд. Но эти глаза даже для осьминожьих были необычны. Их выражение постоянно менялось, становилось слишком осмысленным, слишком пронзительным и, казалось, проницательным. А в глубине этих глаз за всей сменой выражений читались боль и какой-то невысказанный мучительный вопрос.

Но вот в иллюминаторе появились голова, клюв с беззубым ртом, большая часть туловища и воронка. Я больше не сомневался: это был осьминог. И осьминог незнакомого мне вида – не привычный дальневосточный, а осьминог вида octopus dofleini.

А эти глаза в иллюминаторе! У осьминогов они бывают довольно выразительными, часто в них можно увидеть смертельную тоску и мудрость многих поколений, усталость от груза прожитых лет и многое другое. Но такой осмысленности, как глаза этого осьминога, они никогда не выражают. А может быть, мне показалось? Подвели нервы из-за излишней настороженности и напряженности? Я издал какой-то нечленораздельный выкрик не в силах оторвать взгляда от осьминожьих глаз, и голова моментально исчезла.