Фанни сказала (если он правильно запомнил), что Томер опорожняет коробку раз в неделю. В полной коробке могло быть не меньше сотни кусков, а, значит, за год… Пять тысяч? А за десятки лет, в течение которых Тами беспрерывно, как девушка из «Диких лебедей», занимаясь бессмысленным, с точки зрения врачей, вязанием? Десятки тысяч? И все – в мусор…

Мимолетно мелькнула мысль: это, наверно, дорого – сколько нужно ниток, самых разных цветов, Игорь, насчитал девять, но наверняка было больше, оттенки терялись, надо будет посмотреть внимательнее. В любом случае, это не меньше десятка мотков в неделю, а нитки, наверно, дорогие.

Игорь перекладывал куски вязанья, то ли собирая фантастический пазл, то ли пытаясь упорядочить расположение фракталов: с острыми углами в одну сторону, с хвостиками в другую. Что-то происходило с ним, будто гипнотическое воздействие, линии сходились и расходились сами по себе, и, когда Игорь заставил себя сложить кусочки на край стола, чтобы освободить место для ноутбука, ему показалось, что в воздухе сгустилась невидимая материя – возможно, та самая материя мысли, которая, как он был уверен, была выдумкой экстрасенсов.

Оставив вязанье на столе, Игорь включил ноутбук, вывел на экран статью Игана и Шойлера, опубликованную на прошлой неделе в Nature. Англичане молодцы, добились девяностопятипроцентной вероятности обнаружения объекта в бесконтактном эксперименте. Но в интерпретации Игорь видел подвох, обычный для такого рода исследований, тот же, что получался и в их лаборатории.

Он привык все делать обстоятельно. Рассчитывать, представлять последствия своих поступков. Может, поступай он спонтанно, подчиняясь интуиции, жизнь сложилась бы иначе? Он часто думал об этом, не пришел к определенному выводу и понял, в конце концов, что вывод ему вообще не интересен. Он такой, какой есть. В школе был влюблен в самую некрасивую девочку – потому что с ней ему было легко общаться. Она, как и он, обожала математику, они решали задачи, радовались правильным ответам, и он ни разу ее не поцеловал, хотя очень хотел: знал, что первый же поцелуй убьет что-то важное в их отношениях, а проверять, так ли это, не собирался – не любил рисковать без толку. Много лет спустя он встретил Ору на улице в Тель-Авиве, она вела за руку мальчика лет пяти и толкала перед собой коляску с младенцем – мальчик там лежал или девочка, понять было трудно, а вопроса он так и не задал. Он и другого вопроса не задал, Ора сама сказала: «Почему ты не поцеловал меня? Я видела, как ты этого хотел. Если бы ты…» Она не закончила фразу и быстро попрощалась, а он, глядя вслед, мысленно продолжил: «…это могли быть твои дети». Могли. Но не стали. Потому что он тогда сделал неправильный расчет. Хотя… Кто знает, какой расчет на самом деле правильный?

Он думал, что правильно рассчитал, женившись на Лене. Они познакомились на студенческой вечеринке, нашли множество тем для разговоров, и действительно несколько месяцев им было о чем говорить. Любил ли он Лену? Чтобы самому себе не отвечать на этот вопрос, он перечитывал книгу Шалева «Впервые в Библии» – интересовался в то время не столько религией, сколько оригинальными интерпретациями библейских текстов. Шалев аргументированно доказывал, что в еврейской традиции на первом месте семья – жена, дети, продолжение рода, – а любовь, как чувство преходящее и расчетам не поддающееся, вторична и не обязательна, что показано было на примере праотцев и праматерей.

С Леной они прожили семь лет. Странное то время Игорь вспоминать не любил, потому что вспоминалось, прежде всего, не хорошее, а почему-то скандалы, ставшие их привычным времяпрепровождением, когда темы бесед иссякли, а чувства, как оказалось, никогда не было.