– Сейчас, до утра.

– Сейчас? А Бакстер?

– Придется пойти на риск.

– Вот что, – неловко выговорил Питерc, – я тут подумал… ну, в общем, стоит ли? Неделю назад я б не поверил, что буду так говорить, но я к вам привязался. Бог с ним, со скарабеем! Лечите меня, и ладно. О деньгах не беспокойтесь, я их все равно дам.

– Спасибо вам большое, – отвечал растроганный Эш. – Нет, красть мы будем. Я знаю, что для вас значит этот жук, и стащу его, хоть бы пришлось свернуть Бакстеру шею. Может, он и не ждет, устал за десять суток. Да, скорее всего он спит и грезит. Уже скоро два. Подожду минут десять и пойду вниз. А сейчас еще немного почитаю, чтобы вы уснули.

– Вы хороший мальчик, – сказал хозяин.

– Как, готовы? «Свиные отбивные. Возьмите полфунта жирной свинины…»

Лицо страдальца засветилось улыбкой. Когда из подушек послышался храп, уснащая чтение на манер восклицательных знаков, Эш положил книгу, выключил свет и тихо направился к двери. Выйдя, он прислушался – все было тихо. И он пошел вниз.

Джордж Эмерсон сидел у себя в комнате и курил сигарету. Глаза его сверкали, он решился. Когда он смотрел на столик у кровати, сверканье разгорелось фанатическим пламенем. Так выглядел рыцарь перед тем, как выйти на бой с драконом.

Сигарета, напротив, погасла, и он закурил другую, предварительно взглянув на часы. Куря вторую сигарету, он подвел итог размышлениям, в которых немалую роль играла Эйлин Питерc.

Что-то с ней было не так. Заботливый взор любви подмечал невеселые вещи. Утром, на террасе, она казалась резковатой; если б не ее ангельский нрав, можно бы сказать и «грубой». Это неспроста. Это значит, что ей плохо. А бледность, а усталый взор? Да, с ней что-то творится.

Одиннадцать раз обедал Джордж в Бландингском замке и неуклонно огорчался тому, как Эйлин, отклоняя яства, ест жалкие овощные блюда, которые врач разрешил ее страждущему отцу. Всякой жалости есть предел. Мистеру Питерсу Джордж не сочувствовал. А вот от того, что ради старого гада Эйлин морит себя голодом, у него разрывалось сердце.

Быть может, он придавал еде слишком большое значение – что ни говори, сам он ел много; но, на его взгляд, такой рацион неуклонно вел к смерти. Ни одно живое существо так не выживет. Мистер Питерc – не в счет. Молодым людям часто кажется, что дельцы средних лет – вроде машин. Если бы Джорджу сказали, что миллионер питается бензином, он бы не очень удивился. Но Эйлин, прекрасная Эйлин отказывает себе в том, что, вместе с даром речи, отличает человека от скота! Этого он вынести не мог.

Посвятив целый день этой проблеме, он пришел к выводу, что Эйлин чересчур добра и от жертвы своей не откажется. Надо было придумать что-то другое. Он стал вспоминать ее речи.

Как она сказала, бедненькая? Трудновато, особенно ночью? Ага, вот! Ночью мы ее и накормим.

Вот почему на столике у кровати лежала промасленная бумага, а на бумаге – что-то вроде тех натюрмортов, которые радуют глаз в небогатых гостиных: язык, хлеб, нож, вилка, соль, пробочник и маленькая бутылка белого вина.

До сих пор мы показывали силу его любви только через слово и несказанно рады, что можем представить более весомое свидетельство. Раздобыть это все было очень трудно. В доме поменьше Джордж спокойно обчистил бы кладовую, но здесь, в замке, он просто не знал, где она. Блуждать по лабиринтам, расположенным за зеленой гардиной, он не решился. Пришлось отправиться в Маркет-Бландинг и все купить.

К счастью, Фредди ехал туда же и согласился его подвезти, хотя и не слишком радушно. Доехав до места, он поспешил избавиться от спутника, но и Джордж стремился к тому же, так что они расстались, не проявляя излишнего любопытства. Еду удалось купить в лавочке, вино – в кабачке (в другом, не в «Гербе Эмсвортов»). Винам сельского розлива Джордж не доверял, но решил, что в данном случае оно сгодится. Обратно весь путь, все пять миль, он прошел пешком.