Кира кончила красиво, а он – как мог. Потом они стояли, не двигаясь, не разделяясь, а кто-то дергал снаружи ручку.

– Сегодня риск минимальный, – шепотом сказала Кира. – Я посчитала.

Он поцеловал ее в шею.

Ручка двери дергалась. Черт с ней, с очередью. Пусть стоят. Всю жизнь стоят и терпят – потерпят еще.

Они вышли.

Очереди не было.

Женщина за сорок, обесцвеченная, подвыпившая, в красном платье в обтяжку, с накачанными красными губами, в прошлом красивая, а ныне несвежая, смотрела на них с нетрезвой сладострастной улыбкой:

– Когда-то я тоже так делала. Двадцать лет назад, в ночных клубах и примерочных. Здорово, да? Не то что дома в кровати. Милая моя, как я тебе завидую! А мой хрен бухает там, наверху, приедет домой, ляжет спать и не трахнет меня. Две недели без секса – как это вам? А я женщина в самом расцвете сил, между прочим, в самом соку!

– Еще есть время что-то изменить, – сказал Саша.

– Мужу, что ли? – вскинула брови женщина.

– Не обязательно. Можно с ним развестись.

– А где я найду другого? Чтоб с мерсом и квартирой в Испании? Он не трахает меня, а деньги дает. За то, что не трахает. Прекрасная сделка, да? Лучше, чем секс за деньги.

– Нет, – сказала Кира. – Сделка плохая, вы это знаете. Вы заглушаете боль выпивкой и деньгами, но все равно больно.

– Что ты знаешь о боли, милая? Сколько тебе лет? – пьяно усмехнулась женщина.

– У меня была клиническая смерть. Передоз героином. Я занималась сексом за дозу. Потом я слезла с иглы и жила с мужчинами, которых не любила. Хотела думать, что люблю, но – не любила. Я любила деньги, они держали меня, а я обманывала себя, искала чувства, которых не было.

Женщина молчала. Ее глаза увлажнились.

– Можно тебя обнять? – спросила она после паузы.

– Да.

Они обнялись.

– Ищите счастье, не бойтесь, – сказала Кира. – Вспомните, как это было.

Саша и Кира вернулись за стол, к чаю с десертом. Они были связаны тайной, поглядывали друг на друга с улыбкой, сочились гормонами счастья.

На улице Саша понял – не стоит спешить домой.

Смеркалось. В теплом воздухе майского вечера звучали цветочные нотки. Пахло весной, жизнью, надеждой.

Он обнял Киру:

– Пройдемся? Пять километров, все время прямо. Когда идешь прямо, точно куда-то придешь, а иначе есть риск, что будешь ходить по кругу. Не мои слова, где-то прочел.

– Мне нравится. Что там, впереди, – если долго идти?

– Санкт-Петербург – если на север. А если во-о-он туда, по Грохольскому, на восток, то – Владик.

– Прозрачный намек?

– Очень может быть. Так куда?

– На восток. Туда, где встает солнце. Хорошее направление.

Нет идеальных людей. Нет идеальных начальников. Тут уж каждый как может.

Начальник Саши, директор по маркетингу и пиару, Владислав Игоревич Жикин, был эффективным менеджером, а человеком – так себе. Саша привык к нему за пять лет, но при этом раз в неделю мысленно писал заявление об увольнении и клал перед ним на стол. С меня хватит. Я ухожу.

Ухожу и остаюсь.

Этот понедельник был обычным понедельником, с планеркой в десять у Жикина. Планерка – ярмарка тщеславия. Здесь хвалятся успехами, замалчивают проблемы, строят прожекты. Здесь часто получают по шапке и редко слышат «спасибо».

Саша готовился не столько к планерке, сколько к беседе после нее.

Вчера Кира удивила его. Обрадовала. Влюбила в себя еще больше.

Держась за руки, они шли на восток, по Грохольскому, а затем у посольства Японии свернули-таки на север, к ВДНХ.

«Так и быть, – вдруг сказала Кира. – Едем».

Они остановились. Он удивленно смотрел на нее. Она улыбалась.

«Ты авантюрист и смельчак, – сказала она. – А я хочу быть с тобой. Как в той песне Бутусова. И тоже хочу быть смелой авантюристкой».