Сначала ему снилось, что он сидит за игровым автоматом где-то в Бонне, раз за разом просовывая евро в узкую железную щель и поворачивая ручку. Вот наконец четыре пиковые дамы выстроились в ряд – зазвучала победная музыка! И тут автомат погас вместе со всем освещением в казино. Когда же свет включили, оказалось, что никто не хочет обналичить его выигрыш и нужно идти в какое-то здание рядом и заполнять докладную у полковника Кашина, почему-то одетого в старомодный френч.

Затем ему привиделся Киев – то есть во сне он знал, что это Киев, хотя почти все здания несли на себе неуловимый московский отпечаток. В этой части сна он ехал в гости к Виталику, причём тот сидел рядом с ним в машине таким, каким был в молодости. Наконец, когда они подъехали к одному из домов и поднялись по лестнице, дверь им открыл Царевич. В квартире что-то отмечали – не то свадьбу, не то день рождения, и вокруг Павла мелькали Сабуров, смутно знакомые коллеги его отца, лорд Спенсер… Наконец, он подошёл к столу с закусками и увидел Наташу – она сидела к нему спиной, в белом платье со сломанной молнией. Он зачем-то попробовал расстегнуть «собачку» до конца – и внезапно понял, что это не Наташа, а Мила. Мила попросила его потанцевать с ней. Но тут снова подошёл молодой Виталик и сказал, что неподалёку играют «Динамо» и «Спартак» и нужно успеть на игру, потому что они заявлены в основной состав. Павел чувствовал, что Виталик использует матч как повод разлучить его с Милой…

Платов снова сел в машину и обнаружил, что на заднем сиденье свернулась потрясающей красоты змея, принявшая форму ремня безопасности. Он задёргал ручку, пытаясь вырваться. Кто-то подошёл к окну – силуэт просматривался лишь краем глаза – и стал стучать снаружи по стеклу, мерно отбивая какой-то ритм. Дробно и чётко. Звук всё усиливался, перейдя в стук дождевых капель, затем практически в обстрел. Павел почувствовал, как салон медленно заполняет вода: вот она поднялась по щиколотку, вот прибыла ещё… Он судорожно задёргал дверь, и тут, когда вода уже поднялась почти до самой крыши, стекло словно само собой взорвалось, позволяя глотнуть свежего воздуха…

…Павел открыл глаза. Московская морось била по окнам косыми струями. Чуть скосив глаза, он понял, что на часах только шесть утра. Некстати захотелось пить.

Последующие несколько дней будто бы продолжали этот бессвязный сон. Павел тонул в суете – мутной и вязкой… Ещё одна встреча с Кашиным: опять те же вопросы от следователя и ни намека на ответы. Разгребание странных проблем и форс-мажоров по бизнесу, поток которых и не думал ослабевать, – всё словно разом поломалось и разладилось (или кто-то поломал и разладил?). Особенно неприятным было то, что кредитный комитет снова отложили – теперь уже на три недели. Увесистые отчёты Сабурова, вылавливавшего десятки заказных статей о покушении «на олигарха из 90-х и заказчика недавних убийств двух видных чиновников», которое изображалось как «кривая инсценировка для отвода глаз».

Павел чувствовал подбирающуюся усталость. Не от объёма навалившихся дел. А от иррациональности происходящего вокруг. Невозможность найти разумное объяснение событиям последних дней выводила его из себя.

Поэтому Платов ждал одного очень важного звонка, зная, что последующая за ним встреча многое прояснит…

– Слушаю, дружище! – Павел сразу узнал голос старого друга на том конце телефонного провода.

– Привет передовику капиталистического производства!

Уже много лет «передовик» Платов слышал эти слова вместо обычного «добрый день» или чего-то подобного. Годы идут, близкие люди не молодеют, но сложившиеся формы общения – с традиционными шутками и особыми словечками – остаются неизменными.