Третья, и последняя, вариантов не допускает. Мама поднимает эту тему как минимум раз в день. Тут проявляется все материнское красноречие. Звучит это так: «Я прошу о сущей малости. Мне бы только дожить до восемнадцатилетия моего мальчика. Неужели я прошу слишком многого?» На похоронах отца, как я заметил, мама что-то записывала на бумажной салфетке. Утверждать не могу, но, сдается мне, там были аккурат эти слова.

Отворяю дверь, вхожу в дом. Вижу: Арни прячется под столом у мамы, обхватив руками ее щиколотки. Она говорит:

– …до восемнадцатилетия моего мальчика. Неужели я прошу слишком многого?

– Привет, – говорю, – мама.

Она закуривает сигарету. Синюшные губы делают длинную затяжку. Мама улыбается, но не столько мне, сколько мальчику, прильнувшему к ее ногам, и сигаретке у себя во рту.

– Гилберт, кушать хочешь?

И вдруг у меня на глазах мама куда-то исчезает вместе с Арни. Я подскакиваю к образовавшейся под ними дыре в полу, и мне видится, как они летят без остановки, поднимая ветер, минуют центр Земли, чтобы выпасть с другой стороны, не иначе как во Вьетнаме или где-то рядом, но не останавливаются, а летят еще дальше – естественно, к Солнцу, и, когда мама с Арни врезаются в Солнце, оно вспыхивает немыслимо ярким светом, полыхает жаром и дотла испепеляет Землю. К счастью, это происходит лишь в моем воображении.

Разглядываю просевший под мамой пол. Углубление стало заметнее, чем было утром. Иду в кухню, где Эми на двух сковородах готовит мясную запеканку.

– Вкусно пахнет, – говорю.

– Ты так считаешь?

– Угу.

Эми мечтает, чтобы я, приходя с работы, каждый раз ее обнимал. Но Гилберт Грейп не снисходит до телячьих нежностей.

– Я тебе звонила – хотела попросить, чтобы ты к ужину картошки принес. Мистер Лэмсон сказал, что ты… – Эми осеклась, заметив, какого цвета у меня кожа. – Боже мой, Гилберт.

– Ну да, ну да, смотреть страшно, это ты хочешь сказать? Солнце сегодня, как…

Повернувшись спиной к плите, Эми качает головой.

– Мистер Лэмсон дал мне выходной.

– Нам деньги нужны. Где это видано: взять выходной, чтобы отправиться позагорать… – Она берет зубочистку и проверяет, готова ли запеканка.

– День сегодня не задался…

Протыкая вторую запеканку, она обжигает два пальца:

– Ай! Черт! Черт!

Чертыхаться – не в ее привычках. Эми подставляет руку под струю холодной воды. Я беру прихватки и вытряхиваю вторую запеканку из сковороды.

– Полегчало?

– Конечно.

Приготовившись солгать, говорю:

– До чего аппетитно выглядит.

– Кстати, звонила Мелани. Насколько я поняла, ты пропустил какую-то встречу с мистером Карвером…

– Тьфу, зараза. – Совсем из головы вылетела эта встреча.

– Она была недовольна…

– Я повторно к нему запишусь…

– Она сказала, что у мистера Карвера вряд ли найдется для тебя время.

В столовой мама передала пульт Арни, и тот неистово давит на кнопки.

– Я, кажется, догадываюсь, зачем ты отпросился с работы. Но по крайней мере, хочу верить, что у тебя все же была веская причина. Он возьмется нам помочь? Скажи, что он согласен.

– Кто «он»?

– Такер.

– А как же, конечно.

– Стало быть, вы с ним договорились.

– Э… мм…

– Вот, значит, для чего ты отпросился. Чтобы решить проблему с нашим полом.

– Да?

– Это вопрос? Ты спрашиваешь или подтверждаешь?

– Такер охотно поможет.

Эми уже не знает, можно ли мне верить. Она закручивает кран и вытирает руки о фартук. С полуулыбкой поднимает стопу и вдруг громко топает.

– Муравьи, – сообщает Эми. – Так и тянутся к нам в дом.

– Хоть кому-то мы полюбились.

– Как остроумно, Гилберт.

– Если бы Эллен сразу мыла посуду…

Мытье посуды – обязанность Эллен, я отвечаю за стирку, а Эми – за все остальное.