Наступила тишина.

– Люди подобного склада встречаются не так уж редко… – наконец прервал молчание Натаниэль.

– Ваша бедная Шерил была всего лишь обделена тактом, – упрямо сказала экономка. – Разве это преступление?

– Вы оба правы, – согласилась миссис Норидж. – Однако, миссис Берк, час уже поздний. Нам пора!

С этими словами она встала и принялась обматывать шею длинным шарфом.

– Постойте! – запротестовал дворецкий. – Но кто же убил ее? Изменница или эсквайр? Я ставлю на мужчину.

– Вы не можете оставить нас в неведении! – вторила экономка. – Они провернули это дельце вдвоем! Я права? Один держал, второй душил.

– Рассудите же нас, миссис Норидж! Или убийца остался безнаказанным?

Гувернантка обернулась к Натаниэлю, и глаза ее блеснули в полумраке.

– Ни в коем случае, – сказала она. – Он сам сдался полиции.

– «Он»! Значит, это Тулье! Я так и знал!

– Ну что вы! Двое влюбленных здесь ни при чем. Это был Дункан Пиксетт.

– Что?! – в один голос вскричали экономка и дворецкий. – Но как? Почему?

– Шерил не позволила ему закончить историю о рыбаке и констебле. А ведь это было единственное, что придавало ему уверенности. Он чувствовал себя остроумным и неотразимым. Но его лишили даже этого удовольствия. Мало того, когда Дункан утешался созерцанием фейерверка, Шерил вновь подбежала к нему, схватила за руку и, не слушая возражений, повлекла за собой. «Я тебе такое расскажу! – приговаривала она. – Ты не поверишь! Я узнала кое-что поразительное!» Когда они оказались в библиотеке, Шерил выпалила свою новость. «И ради этого ты притащила меня сюда? – возмутился Дункан. – Я хотел посмотреть фейерверк, черт возьми!» И что же ответила ему Шерил Пиксетт?

– Что же ответила Шерил Пиксетт? – как зачарованная, повторила Сара Берк.

– «Какая разница, чего ты хотел». И тогда он взял шелковый шнур и задушил ее.

Некоторое время все хранили молчание. Тихо и размеренно стучал по подоконнику дождь, да вдалеке выла собака.

– Возможно, я недооценивала значение деликатности в браке, – сказала наконец экономка. – Однако разве она не была ему заботливой женой все эти годы?

– О, несомненно! – сказала миссис Норидж и надела шляпку. – Но ведь это и впрямь была довольно забавная шутка. Существует ли грех серьезнее, чем не позволить собственному мужу рассказать до конца историю о констебле и рыбаке?

Стеклянная дверь, ведущая из сада в гостиную, распахнулась, и в комнату ввалился майор Харрингтон. Смуглое лицо блестело от пота, а теннисный костюм промок насквозь.

Даже человек, начисто лишенный проницательности, догадался бы, что майор охвачен гневом. С губ его срывались ругательства. Крепко сжатым правым кулаком он бил по раскрытой левой ладони, словно раз за разом ставя печать. Проходя мимо декоративного постамента, на котором стояла прелестная двуручная амфора с изображением греческих танцовщиц, майор Харрингтон задел его локтем. Если бы не дворецкий, вовремя подхвативший амфору, танцовщиц постигла бы незавидная участь.

Миссис Норидж негромко покашляла. Она сидела в углу комнаты с книгой. Майор, чьи глаза не успели привыкнуть к сумраку комнаты после яркого солнечного утра, вздрогнул и неприязненно уставился на нее.

– Доброе утро, мистер Харрингтон, – невозмутимо сказала гувернантка. – Надеюсь, вас можно поздравить?

– Боюсь, сегодня удача была на стороне мистера Питмана, – процедил майор.

– О! – только и сказала миссис Норидж.

Не больше и не меньше. Однако человек, проигравший в четвертом по счету теннисном матче, склонен в каждом сдержанном «О!» слышать издевательский хохот. Майор испепелил гувернантку взглядом. Прихрамывая, он вышел из гостиной и сорвал гнев на входной двери, хлопнув ею с такой силой, что гул прокатился по всему дому.