А тех и предупреждать не надо было, они и так все знали. Сами.
Через полминуты из-за поворота на большой скорости вынеслась полицейская машина, не сбавляя хода, промчалась мимо джипа и исчезла в рассветном мороке пустынного шоссе.
– Здешние полицейские по совместительству работают космонавтами, – Токарев притиснул к темени ладонь на манер козырька от фуражки, второй ладонью козырнул, изображая из себя космонавта, отправляющегося в дальний полет.
– С чего ты взял? – поинтересовался Проценко.
Обычно шумный, широкий, способный объять необъятное, он сейчас был собран, сжат, как пружина, готовая распрямиться и выстрелить, – ни одного лишнего движения, ни одного неосторожного слова. Но любопытство есть любопытство, всегда интересно знать, почему жука зовут жуком, а муху мухой.
– Больно скорость любят, – пояснил Токарев. – Умеют рулить, но не умеют ремонтировать. Ты обратил внимание, какая машина была драная?
Унесшийся в утреннюю мглу автомобиль действительно был драный, в нем все громыхало, стучало, ворочалось, будто в большой таз насыпали гаек, разных ржавых железок и начали таз трясти.
– Обратил.
– Давить задней лапой на педаль, а носом на бибику – дело нехитрое, ума особого не надо…
– Но ездит же машина.
– Тихо! – предупредил группу Петраков. – Умолкните!
Шоссе втянулось в небольшой серый поселок. На обочинах возле домов росли высокие, с волосатыми неопрятными стволами пальмы. Петраков пошарил в бардачке, нашел там карту, развернул ее.
Шоссе, по которому они сейчас ехали, было изображено узкой червячьей лентой, в сером поселке с длинным, почти невыговариваемым названием таверны «Кухня пирата» не было. Петраков надавил на газ и звук мотора, трубно лопаясь на стенах домов, заставил задрожать весь поселок.
– Грубо, командир, – сделал замечание Токарев, – местные козы перестанут доиться.
– А что, в Ливане, например, так оно и было. Своих сил ПВО там нет, так израильские самолеты привыкли вести себя разбойно, – брали звуковые барьеры прямо над населенными пунктами. Мало того, что стекла в рамах лопались – коровы с козами перестали доиться. Один крестьянин, говорят, даже написал письмо в Организацию Объединенных Наций.