Улица – наша сцена, наш зрительный зал и наша касса.

С Настей я увижусь на Арбате. Не сегодня, так завтра будем сезон закрывать. Надо постараться заработать побольше денег, пока морозы не вдарили. Монету я сейчас загнал неплохо – карман почти на тридцатку потяжелел. Так, что спасибо узбекам за идею!

Я огляделся. Убедившись, что лошара за мной не гонится, пересек засаженный деревьями двор и юркнул к подъезду. Ввел код домофона, прислушался, что никто не спускается, и быстро переоделся. Шапку, бороду, халат и потрепанную куртку упаковал в рюкзак, а из-под толстовки вынул свой привычный легкий пуховичок, который до этого изображал небольшое пузико. Нацепил бейсболку, еще раз убедился, что никого нет и, пройдя подъезд насквозь, вышел через запасной выход. Прогулочным шагом почесал к старому Арбату, в лавку дяди Бори.

Пару домов не успел дойти до цели, как на дороге, откуда не возьмись, нарисовались три типа в форменной одежде дворников, в светоотражающих жилетах с логотипом местной ЖКХ и ломами в руках. Встали так, что мимо я точно не пройду. Не страшно, но как-то подозрительно. Я остановился, нахмурился и полез в рюкзак, делая вид, что я что-то ищу, но никак не могу найти. Потом хлопнул себя по лбу, развернулся и сделал несколько шагов в обратную сторону.

Но уже через пару метров остановился – из-за угла появилось еще четверо и, расплываясь в улыбках, пошли в мою сторону.

– Танцора, брат, пастой, – развел руки в шутливом приветствии предводитель четверки, тощий житель Средней Азии, больше похожий на уголовника. Растягивая и коверкая слова, прокричал: – Не торопися, тебя Иван Улугбекович на разговор просит.

– Бахрам, – прищурился я, пытаясь вспомнить, правильно ли назвал имя одного из полубоссов местной мигрантской мафии, – спасибо за приглашение, но давайте завтра. Сейчас правда некогда.

– Зачем такой занятой? – покачал головой он и, демонстративно хрустнув шейными позвонками, закинул лом себе на плечо. – Здоровье беречь надо! Пойдема, а?

И мы пошли. Я хоть и был выше каждого почти на голову, но все-таки их семеро, и, по сути, я на их территории. Хотя фиг уже поймешь, кто тут главный. Когда-то были бандиты, потом бандиты стали бизнесменами, потом совсем освоились и отошли от дел, передав бизнес детям. Новые русские бандиты – хотя и не новые, и не особо русские, и вроде как не бандиты – бесили жутко, но, скрипя зубами, приходилось терпеть.

Ивану Улукбековичу (еще лет пять назад он был мажористым школьником Ванькой) мы платили за охрану. Чтобы, во-первых, не трогали менты, а во-вторых – всякая пьяная шелупонь, ищущая на улицах приключений на свои жопы. А таких было много: то панки перепьют возле стены Цоя и начинают музыкантов цеплять, то футбольные фанаты к девчонкам пристанут и художника за не тот цвет краски отмудохают, то сектанты какие-нибудь прилипнут, то цыгане на чужую территорию забредут – короче, весело.

Непонятно, что ему от меня надо. Мы вроде не косячили и заработком делились вовремя. Но на всякий случай я незаметно вынул телескопическую дубинку из рюкзака и перепрятал ее в рукав.

Бахрам пытался поддерживать разговор, причмокивал на проходящих мимо женщин, улыбался, и уверенно подталкивал меня в нужную сторону, отсекая от людей. Это уже было плохо. Мы шли не на площадь, где у нас устроена танцплощадка, а все дальше и дальше забирались вглубь дворов. Остановились, дойдя до неприметной вывески с надписью: «Чайхона», куда мне совершенно не хотелось заходить.

Старая дверь со скрипом открылась, и меня хоть и мягко, но настойчиво втолкнули внутрь.