Сделав ещё несколько неуверенных шагов, Иннокентий совсем остановился, насторожённо замер и стал чутко вслушиваться в шум разыгравшейся стихии. Он весь буквально превратился в слух! От неимоверного напряжения всех нервов в нём до крайности обострилось чутьё наших далёких предков, и – ага, вот оно! – кажется, нашёл! Наконец-то, сквозь шумные порывы завывающего ветра он слабо различил обострившимся слухом такой же завывающий женский голос. Пока ещё никого не видя, Иннокентий пошёл на этот голос – в том направлении, откуда ветер доносил отдельные слова. И внезапно, в какой-то момент, обходя большое надгробие купца Еремеева, действительно увидел среди оградок, крестов и памятников женщину, едва не натолкнувшись на неё в темноте.

Стараясь оставаться незамеченным, Иннокентий поспешно скрылся за необъятным стволом огромного развесистого дуба, посаженного когда-то давным-давно на чьей-то забытой могиле, и стал пристально вглядываться в эту странную дамочку, стараясь рассмотреть, чем она тут занимается и что привело её на погост в такое неподходящее время. И что только ей понадобилось на кладбище в эту пору? Теперь, получше присмотревшись, он ясно различил её фигуру с длинными распущенными волосами, которые беспорядочно трепал неистовый ветер. На ней было надето что-то свободное и длинное – не то просторный халат, не то просто какой-то бесформенный балахон, который временами надувался пузырём при очередном порыве ветра, а порой опадал и плотно прилипал к ней подобно тесной перчатке, одетой на руку.

Она стояла возле одной из могил с поднятыми вверх руками, что-то говорила и немного раскачивалась в такт своим словам. При этом она не обращала ни малейшего внимания на разбушевавшуюся стихию. Она словно даже не замечала того, что творилось сейчас вокруг неё! Но ведь не заметить этого было просто невозможно! Как-то странно и тревожно выглядело всё это, и Иннокентий смотрел на непонятную женщину во все глаза, ни на секунду не отводя взора от этого зрелища. А зрелище, прямо скажем, было не из приятных! А зрелище, прямо скажем, было не для слабонервных! Но, между тем, она настолько была сосредоточена на своём занятии и настолько поглощена им, что и в самом деле не только совершенно не ощущала сногсшибательных порывов ветра, но и даже не догадывалась о присутствии тут кого-то постороннего!

Иннокентий ещё более напряг свой слух, насколько только это было возможно, и, наконец, смог расслышать в шуме и гудении бури её речь, смог разобрать – что она говорила… И то, что Иннокентий услышал, повергло его в полнейший шок! Женщина говорила чётко различимым подвывающим речитативом: «… Рви, коли, и руби его, и секи его, не давая ни покою, ни отдыху! Будь он проклят, враг на кладбищенской земле, под гнилой плотиной и плитой могильной! Сохни суше травы, гасни хуже золы! Члены его деревенеют, чтобы ему более не возродиться и от грехов своих не молиться! Не уйти ему от моего заговора, как замок крепкого! Не уйти ему от моего слова, как цепь чугунная его держащая! Запрягаю его петлёй, отпеваю его кутьёй! Как мертвец к могиле привязан, так и ему путь к лечению заказан. Замыкаю я на семь замков, семь ключей. Вода в реке, тело в земле, заговор на затворе. Ключ. Замок. Язык кровавый оборотня дело успокоит, его захоронит!!!»

Став невольным свидетелем чужой и такой страшной тайны, Иннокентий сразу внутренне похолодел. И к тому же с содроганием в душе он уже узнал сию женщину! Это не была незнакомка, а напротив – была очень даже всем хорошо знакомая личность: это была колдунья Анисья из села Верхние Грязи, – немногословная, с тяжёлым взглядом, худощавая нелюдимая особа лет сорока. А село, где происходили описываемые сейчас события, именуется Нижние Грязи.