– Нет, у меня его нет. – Это утверждение было ложным лишь отчасти, ведь ларец Марии де Гиз в самом деле находился не у меня, а в потайном подвале под часовней Святой Маргариты. К тому же мне было все равно, лгу я этому субъекту или нет. – Прощайте, мастер Уэдерел.

Он поклонился и вышел вон, а я так и осталась стоять, глядя ему вслед. Я была так потрясена, что даже не могла позвать Дженет.

«Известно ли вам, мистрис Лесли, что у вашего мужа был… была, э-э, некая реликвия, оставленная ему покойной королевой-регентшей Марией де Гиз?»

Не может быть! Александр никогда бы не сказал ничего подобного, не стал бы утверждать, что старая королева оставила ларец ему, и уж конечно не стал бы предлагать его на продажу англичанам! Это какая-то из придворных дам молодой королевы подслушала под дверью во время моей аудиенции и передала агенту англичан Рэндольфу, что серебряный ларец Марии де Гиз существует. А потом Рэндольф и его седовласый лакей сели и состряпали историю о письмах и встречах, с человеком, который убит и уже не может опровергнуть их ложь. Они надеялись, что их выдумка так потрясет меня и выбьет из колеи, что я просто отдам им ларец, возьму их проклятое английское золото и, перейдя границу Шотландии, молча исчезну в каком-нибудь захолустном английском поместье.

Жалкие глупцы.

Я сказала конюшим королевы, моим сильным, прямым побегам чертополоха, что более не желаю видеть никаких визитеров, пока королева Мария не вернется в Эдинбург. Быть может, череда однообразных дней, в конце концов, не такая уж плохая вещь.

– У тебя лицо белее молодого сыра, – заметила Дженет, когда я вернулась в опочивальню. – Что он тебе сказал?

– Да так, наговорил разных… вещей. – Я хотела сказать «разных врак», но так и не смогла заставить себя произнести это слово. Я села на кровать, и Дженет отдала мне Майри.

– Каких вещей? – спросила она.

– Дженет. – Я наклонила голову и коснулась губами лба Майри. Он был теплым и гладким, гладким, как шелк. От нее пахло мылом с отдушкой из диких роз. – Скажи мне, что ты думала об Александре?

Последовала долгая пауза. Майри гукала и пускала пузыри.

– Он был красив, как картинка – этого у него не отнимешь, – заговорила, наконец, Дженет Мор. – И, наверное, хотел как лучше – и любил тебя, как только мог любить кого-либо, кроме самого себя.

Я сглотнула. Я не могла заставить себя взглянуть ей в глаза.

– Я знаю, как сильно ты любила его, Ринетт. Но когда ты увидела его впервые, тебе было двенадцать, а ему шестнадцать – не удивительно, что в твоих глазах он был героем – солнцем, луной и звездами в одном лице. Ты ухаживала за ним, ведь у него была сломана рука – и какая девушка не влюбилась бы в него, такого красивого и беспомощного? Я и сама тогда наполовину в него влюбилась.

– Но твоя влюбленность долго не продлилась.

– Это потому что мне никто не говорил, что мне нельзя его любить, а тебе и твоя бабушка, и мадам Лури твердили это день-деньской. А ничто не влюбляет девушку в парня больше, чем такие вот запреты.

Я подумала над ее словами. Она была права. Сначала бабушка и тетя Мар, потом старая королева – все они разлучали меня с Александром, но из-за этого мне хотелось заполучить его только еще сильнее.

– Он приехал в Грэнмьюар, когда я нуждалась в нем, – сказала я.

– Верно. Но в часовне Святого Ниниана… мне рассказала мадам Лури. Он не стал за тебя сражаться.

Мои глаза жгли непролитые слезы.

– Нет, не стал.

– Ты чего-то недоговариваешь. – Дженет пропустила между пальцев золотой локон Майри. – Я вижу, Ринетт, это отравляет твою душу и как-то связано с Александром.