Катя нащупала пряжку, долго провозилась с ней и, наконец, победно стянула с себя штаны, швырнув их на другую сторону дивана. С водолазкой расправилась проще – если не считать того, что голова застряла в узком вороте.

Сражение с одеждой ее взбодрило. Она захлопала глазами и поднялась на локтях, застыв в позе, средней между «лежать» и «сидеть». Катя попыталась прикинуть, сколько сейчас времени, но проверить свои догадки не смогла. Будильник скрывался где-то в беспорядке на письменном столе, а настенных часов в комнате не оказалось – она сняла их в первую же ночь, когда переехала сюда. Часы были маленькие, но громкие, с яркой оправой из дешевого пластика и объемными фруктами на циферблате – очевидно, кухонные. Они висели в комнате, над дверным проемом, и противно тикали Кате под ухо, а потому были сосланы в кладовку, к остальным ненужным вещам, которые хозяйка жилья не разрешала выбросить.

Чтобы узнать время, пришлось доставать телефон из рюкзака. Часы на экране показывали 5:55. Ей понравилось сочетание цифр, и она смотрела на эту идеальную комбинацию, пока та не превратилась в заурядную 5:56. Теперь даже созерцание потолка было интереснее циферблата.

Несколько минут она пролежала неподвижно, глядя наверх, в потолок, но и без того слабое зрение в темноте не различало почти ничего. Внезапно глаза уловили какое-то движение. Она не увидела его, а скорее почувствовала. Это напомнило о таракане или сороконожке, что в любой момент могли сорваться и свалиться на нее. А она не то чтобы боялась насекомых, но и симпатии к ним не питала. Поэтому клацнула выключателем, чтобы осветить потолок и встретиться с врагом лицом к лицу. Каково же было ее облегчение, когда вместо воображаемого таракана она увидела на потолке кусок штукатурки, который готовился вот-вот рухнуть вниз. По мнению Кати, падающий на голову потолок был куда лучше таракана. Со всей этой историей про ожившего персонажа она стала слишком нервной и пугливой.

После таких приключений спать расхотелось. Завернувшись в плед, Катя включила компьютер и забралась на стул. В ее жизни сон и творчество давно стали взаимозаменяемыми: если не спалось, она садилась за роман, а если предложения не клеились – ложилась спать.

Катя открыла текстовый редактор, прочитала последние пару строк, вспоминая, на чем остановилось повествование, и начала новый абзац. Пальцы бодро забарабанили по клавиатуре.

«Пора разбудить Ника!»

Он проснулся от будильника. Противный звук больно царапал уши, привыкшие к музыкальной гармонии. Прижав голову к подушке, Ник попытался нашарить на пыльном полу будильник. А тот, казалось, убегал от руки, потому что нашелся под кроватью, вначале подсунув вместо себя тапочек. Когда источник шума был обезврежен, Ник проснулся окончательно. Он сел в кровати, разминая затекшую шею, и захлопал глазами, точно сбрасывая с них картинки из сновидений.

Пальцы замерли над клавиатурой, устав, как после исполнения сложного ритмичного этюда: вместо нот – буквы, вместо мелодии – гармония слов. Ничто не волновало ее в этот момент, кроме пульсации курсора. Вначале он мигал с обычной частотой, потом, едва уловимо для глаз, искривился, словно хотел выгнуться дугой, а в следующий миг сорвался с места, запрыгав по строчке и оставляя за собой вереницу букв.

– Эй, мы так с тобой не договаривались! Я разве не предупреждал тебя, что хочу отдохнуть? – написал Ник, спросонья пропуская запятые, а потом возвращаясь вместе с курсором назад, чтобы исправить ошибки.

Катя улыбнулась – хитро и гордо. Никогда прежде внезапное озарение и сумасшедшая идея не приносили таких результатов. Ей достаточно было написать, что Ника разбудил будильник – и это действительно произошло в его книжной реальности. Впрочем, она уже перестала поражаться странным вещам; само слово «странный» следовало вычеркнуть из лексикона за ненадобностью.