Аменхотеп и Сененмут обходили статую за статуей, с любовью дотрагиваясь до каждой, учитель обращался с ними, как с живыми, называя каждую своим именем.
– Случилось великое чудо, Сененмут, никто не думал, что Бенну забеременеет. Но теперь ты должен вернуться к жизни. Я не знаю, как далеко зашел ты по дороге к смерти. Поэтому я хочу, чтобы ты восстановил свое тело, ты еще молод, Сененмут. Я хочу предложить тебе должность чати – верховного советника. Ты знаешь, это самая высшая государственная должность в Кемете. Фараон слушает каждое мое слово, поэтому добыть тебе эту должность мне не составит труда. Нам надо помочь Кемету и обуздать Миноса, иначе он без войны разрушит наш город.
Да, теперь Сененмут не хочет умирать. Однажды Бенну уже возвращала его к жизни. Он вспомнил, как утонула его родная дочь. Он нашел новую Бенну взамен своей утонувшей дочери. Тогда девочка спасла ему жизнь, она вернула ему счастье. Сейчас происходило то же самое.
– Аменхотеп, я попрошу Бенну, если родится сын, дать ему твое имя, ведь оно означает «Амон доволен». А сейчас я хочу увидеть свою девочку, увижу и вернусь сюда.
– Нет, Сененмут, ты не выйдешь отсюда месяца три-четыре. Так я обещал богам. Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Сененмут понял, что перечить старому другу бесполезно. Поэтому он с покорностью последовал за ним. Они покинули огромную залу, прошли по узкому коридору и оказались перед огромной резной дверью, украшенной причудливым орнаментом. Аменхотеп толкнул ее, и они очутились в библиотеке.
Показывая рукой на многочисленные полки, Аменхотеп произнес:
– Здесь хранятся древние свитки, которые ты сможешь прочесть. Для твоей новой должности это просто необходимо.
Сененмут скользнул глазами по широким полкам со свитками, а его друг уже тащил его дальше.
– Нет, здесь мы не задержимся долго, пошли скорее. У тебя для этого будет достаточно времени.
Толкнув следующую дверь, они очутились в спальне.
– А вот твои покои, Сененмут. Здесь тебе будет служить Рани.
Взору Сененмута открылась такая картина: посреди просторной комнаты стояла широкая кровать, пушистые ковры покрывали стены и полы комнаты. В углу комнаты, в огромной резной кадке, стояла низкая, раскидистая пальма. На столике у кровати он увидел широкую вазу, наполненную белым и розовым тамариском. Тамариск источал вокруг нежный аромат. Кругом царила невиданная роскошь. Но богатство комнаты блекло от вида прекрасной девушки, которая стояла перед ними. Рани была невысока ростом, но казалась высокой – так строен был ее тонкий стан. Кожа ее была смугла, она отливала тем чудесным золотым блеском, который не был присущ женщинам Кемета. Взгляд ее больших черных глаз ослепил, как молнией. Эти глаза показались Сененмуту знакомыми. Он застыл, пораженный такой редкой красотой. Аменхотеп подошел к ней и что-то шепнул на ухо. Девушка подбежала к стене, сорвала с нее два кинжала и принялась танцевать. Она приставила кинжалы ко лбу, и начала вращать их в одном направлении, а сама закружилась в обратном. Сененмут, не отрываясь, глядел на девушку, и, пока та плясала и порхала, его лицо становилось все мрачнее. Временами его озаряла улыбка и из груди вырывался вздох, но в улыбке было еще больше скорби, чем в самом вздохе.
Наконец девушка остановилась. Порывисто дыша, она склонила свои колени перед Сененмутом.
– Добро пожаловать, господин. Этот танец – подарок вам. Я так рада видеть вас! С этой минуты я – ваша рабыня. Приказывайте, мой господин! Я исполню любой ваш каприз.
Но Сененмут отнюдь не был рад ей. Обернувшись к Аменхотепу, он произнес: