Дед Прохор начал подниматься из дождевой лужи, вспоминая, что было.

Да что было!? Перестрелял стадо соседских овец, баран старый, и теперь за мной охотился участковый шизофреник, который из-под земли достанет. Пришлось прятаться здесь на сельском кладбище, вместе с пулемётом, который еле докатил. Но бросить его там он не мог, в этот раз точно отберут. Да вот только хрен им всем, пусть лучше душу из груди раскалёнными пассатижами вынут, чем его отцовский подарок отберут.

Похмелье выворачивало наизнанку. Ведь после вчерашней стрельбы Прохор с отчаянья выжрал полбочки наипоганейшей браги, и теперь за всё это страдал адскими мучениями. Нужно было идти к бабке Клаше. Она гнала первоклассный самогон и угощала всех, кто прочищал её древние волосатые трубы. Старая развратная бабушка – единственный шанс похмелиться и не сдохнуть в этом лесу.

Выходя на кривую тропинку, его прорвала чудовищная рвота. Фонтан омерзительной браги вперемешку с желудочным соком вырвался наружу, будто пламя из пасти дракона. Казалось, он сейчас выплюнет свой трясущийся ливер и все внутренности в дождевую лужу.

– Ох уж этот сраный бодун. Да лучше всё же один раз сдохнуть, чем так мучиться, чем так подыхать каждую минуту, – подумал Прохор, высмаркивая из носа остатки непереваренного сала и непрожёванного хлеба.

– Ну и что тут такого? – его совесть пыталась обмануть сама себя. – Ну и перестрелял стадо овец. И что дальше? Что? Я ж ведь не нарочно это сделал! Их так и так всех убивать пришлось бы. Вообще-то для этого их и кормят, что б затем съесть.

Прохор призадумался.

Да и любую тварь божью, вот любую, какую не возьми. Вся она нужна лишь до поры до времени. Взять, к примеру, курицу – наитупейшее создание, зато яйца несёт. Зачем ей ум? Её кормят, поят, а как постареет, как яйца перестанет нести, так что? Топором по шее и в щи, хоть ноги в них полощи. Выполнила своё и отправилась в куриную преисподнею.

Вот и люди такие же. Такое же творение Божье, хотя нет, не творение – это вовсе, а просто тварь. Тварь такая же, как курица – тупая и нужная лишь до поры до времени. А как перестанет свои земные яйца нести, так и в щи – хоть жопу ими полощи. И душа отправляется куда? Правильно, в куриную преисподнею.

Прохор задумался пуще прежнего, но безжалостный бодун душил и мешал философствовать. Мысли путались, голова кружилась, но всё же сопротивлялась.

– Ну да ничего! Не подохну, не на того напали! Рано мне ещё подыхать! Я вам не курица. Я ещё пользу людям принесу, не зря же я на свет Божий появился. И пусть я лишь марионетка в Его руках, но роль свою исполню на совесть. Там Ему видней, как и каким боком меня повернуть. Ему-то, с его высокой колокольни, во стократ видней, что для меня лучше.

Сдавливая больную шальную голову, он, шатаясь, зашагал в сторону села. Но не один он был в этом осеннем холодном лесу. В болоте, что по соседству, таилось что-то невиданное, что-то непонятное. И густой туман покрывал эту тайну, которая вскоре вылезет на поверхность и изменит всё.

**********************************************************************

Полуразвалившиеся здания бывшего колхоза одиноко стояли на лесном отшибе близ сельского кладбища. Теперь здесь была частная ферма свиновода Сергея Тимофеевича, которого в простонародии звали Тимошка. Вонь здесь стояла сногсшибательная, мухи, словно роящиеся пчёлы, летали с одной кучи дерьма на другую. Аммиачный аромат мочи благоухал за пару сот метров и казалось, что не один человек не мог здесь работать. Но это было не так.

Заунывно выл ветер в щелях фермы. Крыша подтекала, так что порой обитателей не приходилось поить. В обшарпанных загонах росли довольные поросятки, которые ещё не догадывались, что их ждёт. Сейчас они просто ели и спали, валяясь в собственном говне, и радостно взвизгивали от беспечной жизни.