Блаженный Нонн немедленно послал меня, смиренного Иакова, к архиепископу поведать о случившемся.

Архиепископ, услышав мой рассказ, обрадовался и сказал:

– Пойди, скажи твоему епископу: отец, тебе было предназначено сделать это, я хорошо знаю тебя, ты – Божии уста, по слову Его: «Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста» (Иер. 15, 19).

И, призвав Роману, которая была первой церковной диакониссой, архиепископ послал ее со мной.

Услышав этот ответ, женщина снова поверглась к ногам святого, омыла их слезами и вытерла волосами, как некогда евангельская грешница омыла ноги Христу

Когда мы пришли, застали Пелагию, так звали ту женщину, еще лежавшей на земле, у ног блаженного Нонна, который едва мог заставить ее подняться, говоря:

– Встань, дочь, чтобы огласиться перед крещением.

Она встала, и сказал ей епископ:

– Исповедуй сначала грехи.

Она отвечала с плачем:

– Если начну испытывать мою совесть, то не найду в себе ни одного доброго дела; знаю лишь, что мои грехи многочисленнее морского песка, и не хватит воды в море, чтобы отмыться мне от скверных дел. Но я надеюсь на Бога твоего, что Он облегчит бремя моих беззаконий и смилостивится надо мной.

Епископ спросил:

– Как твое имя?

Она отвечала:

– Родители мои называли меня Пелагией, граждане же антиохийские переименовали меня в Маргариту, то есть в Жемчужину, как называют богиню Афродиту, за красивые и драгоценные дары, которыми украшали меня мои же грехи.

Тогда епископ огласил ее, крестил во имя Отца и Сына и Святого Духа, помазал миром и причастил Пречистого и Животворящего Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа во оставление грехов.

Духовной матерью Пелагии была диаконисса Романа. Приняв ее от купели крещения, она провела ее из церкви в покой оглашенных, так как и мы там находились.

Блаженный Нонн сказал прочим епископам:

– Будем трапезовать, братия, и возрадуемся с ангелами Божиими о том, что нашли потерянную овцу: вкусим пищу с елеем и вином ради духовного утешения.

Когда все стали трапезовать вместе с новокрещенной, бес начал вопить во всеуслышание.

Человеческим голосом рыдая, говорил он:

– Горе! Горе! Что терплю я от этого болтливого винопийцы! О, злой старик! Не довольно ли было тебе тридцати тысяч сарацин, которых ты крестил, похитив у меня? Не довольно ли тебе было Илиополя, который ты у меня отнял и привел к твоему Богу – а этот город был некогда моим, и все в нем живущие мне поклонялись! А теперь и последнюю мою надежду ты отнял… Что же мне делать, упрямый старик, обманщик? Не могу больше выносить твоих уловок… Да будет проклят день, в который ты родился, злой старик! Потоки слез твоих пролились на мое жилище и сделали его пустым…

Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста

Так, плача, вопил диавол пред дверями покоя, где мы были, и все там находившиеся слышали его голос.

Она, сотворив знамение креста Христова на своем лице, сказала диаволу: «Да отгонит тебя Иисус Христос, избавляющий меня от тебя!»

И снова, обратившись к новокрещенной, бес сказал:

– Что ты делаешь со мной, Пелагия? Ты подражаешь Иуде. Он, почтенный апостольской славой и честью, предал Господа своего, а ты то же сделала со мной.

Тогда епископ повелел рабе Божией Пелагии оградить себя крестным знамением.

Она, сотворив знамение креста Христова на своем лице, сказала диаволу:

– Да отгонит тебя Иисус Христос, избавляющий меня от тебя!

Когда она сказала это, диавол исчез.

Через два дня, когда Пелагия спала в одной комнате с Романой, ее духовной матерью, явился к ней диавол, разбудил и начал говорить:

– Маргарита, какое зло я тебе сделал? Не обогатил ли я тебя золотом и серебром? Не украсил ли я тебя драгоценными камнями, кольцами и ожерельями, прекрасной одеждой? Молю тебя, поведай мне: какую я причинил тебе скорбь? Что велишь мне, все исполню немедленно, только не оставляй меня и не делай из меня посмешище.