– Ложью является и то, что можно честно заработать, будучи представительницей древнейшей профессии, и то, что можно честно зарабатывать, сидя в офисе и печатая бумажки, занимаясь аналитикой доходов и расходов, наливая чай боссу, занимаясь каким-то купи-продай бизнесом, предоставлять никому не нужные услуги. Даже увлекаясь какой-то неоплачиваемой деятельностью, типа благотворительности или волонтёрства, если, конечно, делать это только ради хороших эмоций, путешествий, приятных ощущений мнимого добра, порой даже для отчистки совести, обслуживая какие-то бесполезные мероприятия или помогая лишь тем людям, которые не хотят, и не будут жить правильно, человек точно также продаёт себя, одновременно приближая и так уже скорую гибель сложившейся системы отношений. Меня поражает это лицемерие! Это одна и та же форма продажи себя за фантики, статус, положение в обществе или удовольствие. Никакой, Артём, совершенно никакой разницы нет. Твоя студенческая элита в моих глазах ничем не отличается от элитной проституции. Только проститутка честнее: дал деньги – получил товар, или наоборот. А у вас ещё есть целая система правдоподобного бреда, коим вы оправдываете свою никчёмную деятельность, выдумав целую культуру с разного рода законами и правилами на все случаи жизни.

– Вот как? А как тогда выбрать работу так, чтобы не быть проституткой? – задал я, немного повысив тон, вопрос, который, по моему мнению, должен был поставить разгорячённую Дару в тупик.

– А почти никак в рамках той системы отношений, в которой живёт ваша примитивная цивилизация.

– А ты к ней не относишься, говоря «ваша»? – продолжил атаковать я.

– Отношусь, но меня в своё время нашли и вытащили из этого болота добрые люди, сейчас я не продаюсь за деньги, а «ваша» я сказала, чтобы дистанцироваться от этой грязи. Люди должны выходить из фальшивой системы отношений. Но все из неё не выйдут сразу, это разрушит даже то, что есть – и мир кувырнётся, как это предположительно уже было несколько тысяч лет назад. Нужно тащить людей из болота поодиночке, тогда вместе они смогут постепенно соорудить устройство для вытаскивания людей сразу большими группами. Потом только можно будет начать разговор о построении общества другого типа.

– Ты хочешь меня вытащить из публичного дома? – заинтересовался я, сказав это чуть с издёвкой; мне не нравилось сравнение себя с проституткой.

– Хочу, – сказала Дара, не заметив сарказма, – ты сейчас являешься для меня наиболее важной задачей на ближайшее время. Но ты пока едва ли сможешь понять, что вкладывается в это моё «хочу» и что именно я делаю. Ты прав, мы спустимся вниз, разойдёмся по домам и через некоторое время ты снова будешь затянут в привычный тебе мир иллюзорной успешности и собственной значимости. Волшебная для тебя сейчас обстановка со мной развеется, если уже не развеялась, как наваждение. И каким ты будешь через три дня или через неделю – это даже мне непонятно. Ты можешь считать меня сумасшедшей, если тебе от этого будет легче, ты можешь попытаться оскорбить меня, обвинив в глупости и непонимании очевидных вещей. Давай, скажи, что я не права или заблуждаюсь… Только ведь я вижу гораздо больше тебя, так как могу подняться ещё выше.

Дара снова посмотрела на меня взглядом умудрённого жизненным опытом человека, отчего мне стало немного спокойнее – и я немного перестал злиться. Только на этот раз в её глазах была усталость, жалость и, мне показалось, разочарование.

– Пойдём? – предложил я.

– Пойдём. – согласилась Дара.

Мы поднялись, вернулись к люку и спустились по лестнице вниз. Дара закрыла люк и защёлкнула навесной замок. Выйдя из здания, я сказал, что пойду домой, ощущения у меня были не из приятных. Дара согласилась и, распрощавшись со мной, пошла дальше вверх по проспекту, а мне нужно было идти вниз.