– Конечно, я слышала о таком, но сама с топором по лесу не бегала. Перед Новым годом у меня обычно столько дел, что вообще не до чего. Тем более до ёлки, – вздохнула Яна.

– Я тебя прекрасно понимаю… Но вот в этот раз выберем сами. Разве это не интересно? – Мотов наклонился к ней. – Давай вина подолью.

Яна подставила свой опустевший бокал.

– Спасибо. Интересно, наверное… – задумалась она. – Хорошо! За ёлкой так за ёлкой! Просто неожиданно как-то… Я лёгкая на подъем, быстро завожусь.

– Я это давно понял. Я тобой можно пойти в разведку.

– Надеюсь, что не придётся. Отпустит меня мой злой рок, который всё время мне в топку подбрасывает дровишки.

Они продолжили болтать, пить дорогущее французское вино, уплетать фрукты. А машина мчалась всё дальше и дальше, мягко покачиваясь. В окне мелькали заваленные снегом деревья, они выехали за город. Вино… Вкусные конфеты… Дневная усталость… Вскоре Яна уснула под тихую музыку, положив голову на плечо Тимофея.

– На фразу «А теперь горбатый!» ты пошла вперёд, – произнёс молодой, но очень деловой парень. – Это понятно?

– Я выхожу? – переспросила Яна, почему-то ужасно боявшаяся молодого наглеца. И это было удивительно, ведь она видела его первый раз в жизни.

– Нет! Ты что, не читала сценарий? Я повторяю для тупых: «А теперь горбатый! Я сказал «горбатый»! Давай двигайся! Что сидишь? Пошла, пошла…

Яна открыла глаза словно от удара. «А на съёмочной площадке зима, – подумала она. – Холодно, как в морозилке…» Она пошевелилась. Почему-то болело всё тело, и она ужасно замёрзла.

Яна привстала на локте. Она полулежала на сиденье, обтянутом кожей ягнёнка, в лимузине Тимофея, но его рядом не было. Место водителя тоже пустовало.

Дверца бара была распахнута, многочисленные и разнообразные напитки сохранились, но пол салона был засыпан шкурками мандаринов и фантиками от конфет. В салоне было жутко холодно. Яна села, держа голову руками. Длинные спутанные пряди волос упали ей на лицо. Она застонала. Свёрнутый пуховик лежал у Яны под головой словно подушка. Она на нём спала. Дверца лимузина была приоткрыта и в салон уже намело немало снега.

– Эй! Тимофей! – позвала Яна, чувствуя дурноту, подкатывающую к горлу. – Ты где? О господи… Моя голова! От дорогого вина голова не болит… Врут. С любого башка раскалывается, зависит от количества. Как же холодно! Дверь нараспашку… – Яна встряхнула смятый пуховик и зябко в него закуталась.

Она пошире попыталась открыть дверцу, но та поддавалась плохо – слишком много снега навалило. Яна протиснулась в щель и вылезла из машины. Она тут же почти по колено провалилась в сугроб. Хорошо, что на ней были длинные сапоги. Только вот каблуки-шпильки… Сейчас они были явно не к чему.

– Куда вы все делись-то? – не понимала Цветкова.

Она посмотрела по сторонам. Машина застыла у обочины. Кругом ни души. Справа и слева лес. Налево в чащу уходила слегка протоптанная тропка. Яна заглянула в машину, ключ торчал в замке зажигания. Она вынула ключ, закрыла машину и сунула ключ в карман.

Накинув на голову капюшон и дрожа от холода, порой проваливаясь в снег, она углубилась в лес, надеясь изо всех сил, что ненадёжная тропинка всё-таки приведет ее к человеческому жилью. О других вариантах она старалась не думать, так как у нее сразу от страха начинало сильно биться сердце и перехватывало дыхание.

Неверное зимнее солнце, порой заслоняемое набегавшими облачками, застыло над окоченевшим лесом, и Яна порадовалась, что сейчас утро, нет пурги и тропинка хорошо видна.

По заснеженным веткам, отряхивая с них снег, прыгали какие-то неизвестные Яне лесные пичуги. Лес был полон шорохов и звуков. Неожиданно над ней пронеслась ворона и уселась на сучок, кося круглым глазом на путницу и сбросив на сугроб целую лавину снега. Это было так живописно – ворона на заснеженном суку – что Яна даже улыбнулась.