– Послушай, Роберт, – голос лорда Уор- бека, хоть и слабый, звучал по-настоящему властно. – Мы с тобой не всегда и не во всем соглашались, но думаю, что по-своему ты, как и я, испытываешь глубокие чувства в отношении традиций нашей семьи и традиций этого дорогого нам старого дома. Насколько я помню – и даже дольше, чем я могу вспомнить, – Рождество в Уорбеке означало воссоединение семьи и друзей. От семьи уже мало что осталось. Не считая тебя, Джулиус – мой единственный ныне живущий близкий родственник. А поскольку это Рождество, похоже, станет последним для меня на этой земле, я был бы о себе плохого мнения, если бы сейчас нарушил эту традицию. Вот поэтому я решил, что следует оказать ему гостеприимство.

– А ты можешь сказать, почему он решил, что ему следует им воспользоваться? – перебил Роберт. – Ты говоришь о традициях, отец. А ты когда-нибудь пытался поговорить об этом с Джулиусом? Он – враг всего того, что мы поддерживаем. Он больше чем кто-либо из ныне живущих занимается тем, что уничтожает традиции… уничтожает нас… уничтожает страну. Полагаю, ты понимаешь, к каким последствиям приведет этот бюджет, когда…когда…

– Когда я умру. Да, разумеется, понимаю. Это будет конец Уорбек-Холла. Мне жаль тебя, Роберт. Тебя постигла неудача родиться в первом поколении людей, лишенных права собственности. Мне повезло больше. Я могу сказать о себе древним латинским изречением: Felix opportunitate mortis [5]. Можешь написать это на моем надгробии, если викарий тебе позволит. Но знаешь, – продолжил он, не дав Роберту времени возразить, – я думаю, ты слишком преувеличиваешь ту роль, которую сыграл в этом вопросе Джулиус. В конце концов, это точно так же случилось бы и без него. Он – лишь номинальная фигура, за которой стоит нечто большее. Я думаю, что, несмотря на все его позерство, он время от времени это осознает, и в такие минуты я нахожу его довольно-таки жалким.

– Жалким?! – Роберта было не остановить. – Сказать тебе, что я о нем думаю? Он не кто иной, как предатель своего класса, предатель своей страны…

– Не кричи, Роберт. Ты приобрел эту гадкую привычку, выступая на улицах. Кроме того, мне это вредно.

– Прости, отец. – Роберт тут же превратился в само раскаяние. – Но у меня всегда плохо получалось прощать своих врагов.

– «Врагов»? Не слишком ли крепкое слово? Я не желаю Джулиусу зла. Он, как и все мы, находится во власти того, что доктор Боттвинк назвал бы Zeitgeist [6].

– Доктор Боттвинк? Это еще кто?

– О, весьма интересный человечек. Ты скоро его увидишь. Он занимается исследованиями в фамильном архиве. Вряд ли это твой типаж, но мне он нравится.

– Фамилия похожа на еврейскую, – с отвращением сказал Роберт.

– Я его об этом не спрашивал, но не удивлюсь, если так и есть. А это имеет значение? Но мне, наверное, не следовало тебя об этом спрашивать.

Роберт минуту помолчал, а потом невесело рассмеялся.

– Это и в самом деле немного забавно, – сказал он. – Я приезжаю в Уорбек на Рождество, и обнаруживаю, что провести его мне придется с Джулиусом и каким-то евреем! Веселая у нас подобралась компания!

– Мне жаль, что ты так это воспринимаешь, мой мальчик, – серьезно сказал лорд Уорбек. – Вообще-то, доктор Боттвинк оказался здесь совершенно случайно. Но ты не будешь ограничен лишь его обществом. Мы нынче не можем позволить себе большого гостеприимства, но все не так плохо.

С видом человека, готового услышать худшее, Роберт сказал:

– Понятно. И кто же остальные участники приема?

– Я вряд ли был бы в состоянии устроить прием, Роберт, даже если бы дом это позволял. Как я уже сказал, это просто последняя встреча в семейном кругу. Мало осталось людей, которых можно отнести к этой категории. Во-первых, конечно же, миссис Карстерс…