В один миг его взгляд задержался на лице, показавшемся знакомым, и стоило Степану приглядеться, как он не смог сдержать изумленного возгласа:

– Майя, ты?

Девушка услышала, повернулась, и на круглом ее лице засияла улыбка. Откуда-то сбоку донеслось хмыканье наставника, но Степан не обратил на него внимания.

– Да, это я, – сказала Майя, подходя. – Что тебя удивляет?

– Ну, я не думал встретить тебя здесь, – ответил молодой человек несколько смущенно.

– И зря, – покачала головой девушка, отчего по ее черным длинным волосам забегали блики. – Наставник представил меня в клане полгода назад.

Ощутив нечто вроде укола от уязвленного самолюбия, Степан повернулся к Сергею. Тот смотрел спокойно, лишь в самой глубине серых зрачков пряталась насмешка.

– Что, обидно? – сказал он, выдержав паузу. – Но для каждого свой срок, и определяет его не учитель, а ученик, собственными успехами и неудачами.

– Да-да, – пробормотал Степан, все еще чувствуя себя уязвленным. Но Сергей не дал ему замкнуться к себе. Кивнув Майе «Мы оставим тебя ненадолго, хорошо?», он взял ученика под локоть и повел через комнату:

– Сейчас представлю тебя кое-кому, пока само собрание не началось.

Перед Степаном сменялись лица, в уши ему сыпались имена. Он кивал, не забывал улыбаться, но мало кого запомнил. Врезалось в память одно лицо, вызвавшее сильнейшее ощущение, что Степан его уже где-то раньше видел: светлые глаза, резкие, словно застывшие черты… Но память извернулась опытным борцом, и вспомнить, где он встречал этого человека, назвавшегося Виктором, новичок клана не смог.

Пока Сергей представлял ученика, входная дверь несколько раз открывалась, впуская людей. А затем вдруг как-то стало ясно, что никто больше не придет. Из глубины помещения, оказавшегося чем-то вроде зала для семинаров, натаскали стульев, и все расселись – двумя кругами, один внутри другого. Всего в комнате оказалось тридцать пять человек. Слева от Степана во внешнем кольце оказался Сергей, а по правую руку – тот самый старик из троллейбуса, облаченный в ту же драную тельняшку. На молодого человека он посмотрел со смешинкой, даже хитро подмигнул. Степан отвернулся.

Разговоры прекратились, как по команде, и слово взяла пожилая, совершенно неприметная женщина. Встретишь такую на улице с сумками, и ни за что не догадаешься, что думает в жизни о чем-то, кроме семейных дел и работы.

– Всем добрый вечер, – сказала она сильным, звучным голосом. – Рада вас всех видеть. А тех, кто пришел в первый раз – особенно.

Тут женщина со значением поглядела на Степана, и тот ощутил, что краснеет. Почувствовал, что все смотрят на него, и опустил взгляд.

– Сегодня нас не так много, – продолжила тем временем женщина. – И хотелось бы…

Окончание фразы потонуло в грохоте, с которым распахнулась дверь. В помещении возник самый странный тип, которого Степану приходилось видеть – седые волосы торчали так, что делали голову вошедшего похожей на одуванчик, на мятом лице яростно сверкали глаза, а одет он был в драное пальто поверх легкомысленно-голубой пижамы. На ногах пришельца болтались галоши.

«Безумный Отшельник!» – пронесся по рядам удивленный шепот.

Гость в пижаме тем временем шагнул вперед, и по комнате раскатился удивительно сильный голос:

– О, я вижу! – возопил человек-одуванчик и вскинул руки к потолку. – И падет тьма! И придут те, кому живые – что грязь под ногами!

К удивлению Степана, никто не вскочил, не стал звонить в психбольницу, не попытался остановить вопящего старика.

– Смерть сотрет всю силу вашу с лица земли! – крикнул тот после небольшой паузы, рухнув на колени. – И все станет чистым, чистым!