– Согласен, – чуть помедлив, сказал Беляков. – Понимаете, Татьяна Александровна, я абсолютно уверен, что сын невиновен, поэтому такие условия меня не пугают. Я даже больше скажу: если вы получите железные доказательства того, что виновен Сергей, то приходите ко мне, и если я соглашусь с ними, то можете сообщить о них и милиции. Сергей мой сын, и я его люблю, но если он и в самом деле убил человека, то выгораживать его я не стану. Так что работайте смело. Только имейте в виду – доказательства должны быть действительно железными. Если вы вздумаете обвинить его только на основании того, что нож, которым было совершено преступление, принадлежит ему, то я с вами не соглашусь.

– Разумеется, Константин Петрович, – с облегчением сказала я. Позиция Белякова показалась мне весьма благородной. – Я буду продолжать расследование до тех пор, пока не буду абсолютно уверена в полученных результатах.

– Вот и отлично. Кстати, вы говорили об оплате. Давайте я сейчас заплачу вам за пять дней вперед, а там видно будет.

Я кивнула. Хорошо, что мой новый клиент сам про это вспомнил, не люблю первой заговаривать о таких вещах. Спрятав полученные деньги в сумочку, я сказала:

– Так, теперь давайте договоримся. У меня к вам могут возникнуть еще какие-то вопросы, но сейчас я хочу попытаться наладить контакт с милицией, так что подождите меня немного. Или пойдемте туда вместе со мной, подождете прямо там, а то меня опять впускать откажутся.

Беляков кивнул, и мы с ним поднялись по лестнице на пятый этаж и снова предстали перед бдительным сержантом.

– Позови сюда капитана, – приказным тоном сказала я, решив, что именно такой стиль общения будет в данном случае наиболее эффективен.

– Да вы проходите сами, – неожиданно предложил страж порядка. – Я про вас сказал капитану, и он велел вас впустить, если вернетесь.

Я кивнула, и мы с Беляковым прошли в квартиру мимо посторонившегося сержанта. Сделав два шага от порога, я невольно приостановилась. Да. Конечно, видала я в жизни немало бардаков, но такого, пожалуй, еще ни разу. Прихожая, в которой мы оказались, выглядела так, словно по ней сначала пронесся маленький смерч, потом прошлись с обыском воры-домушники, а, что называется, на закуску устроили пирушку члены банды батьки Махно или еще кого-нибудь в этом роде.

На полу грудой валялась целая куча разной одежды, усыпанная битым стеклом. Секунду спустя я поняла, что это свалилась со стены вешалка, а осколки – от зеркала, остатки которого все еще висели на стене напротив входа. Впрочем, там были и другие, похоже, что бутылочные. Рядом с одеждой растекалась странного вида лужа – от нее пахло пивом, и в ней почему-то плавали три красные гвоздики и перевернутая тапочка. В углу, рядом с остатками зеркала, высилась груда рваной бумаги непонятного назначения. Большая ее часть по цвету и плотности была похожа на картон, но виднелось и несколько белых кусков, один из которых был, как мне показалось, покрыт яркими пятнами краски. Еще из этой груды торчали несколько кусков веревки. Разглядев их, я подумала, что в бумагу, видимо, было завернуто что-то, что хозяину очень не терпелось распаковать. Настолько, что вместо того, чтобы аккуратно развернуть упаковку, он предпочел разодрать ее в клочья.

– Ничего себе, – протянула я. – Весело ребятки тут время проводили, ничего не скажешь…

– Это еще цветочки, – с мрачным смешком прокомментировал Беляков. – Вот увидите, что в кухне и в комнатах творится, – это будут ягодки.

Тут справа послышались осторожные шаги, и из-за поворота показался молодой человек в штатском. Прежде чем он успел раскрыть рот, я спросила: