Вова Глызов был призван в армию сразу после окончания строительного института в благословенном и теплом русском городе Воронеже пару лет назад. Шутница Судьба бросила зеленого, как майский помидор, Вовочку в суровую действительность стройбата, дав ему лейтенантские звезды, должность прораба сантехнического участка и безграничные возможности для знакомства со «школой жизни», как когда-то образно выразился знаменитый писатель-маршал. Наивный Вова, знакомый с доблестными вооруженными силами до сих пор только по фильмам «Чапаев», «Небесный тихоход», «Освобождение» и «В зоне особого внимания», со всем энтузиазмом и чистотой помыслов устремился крепить оборонное могущество социалистической Родины. Его не смущало, ч то он – сантехник, а не командир танка. Ничего, что его оружие – унитазы с косым и прямым выпуском, а не водородные ракеты. Пусть вместо рева реактивных двигателей он должен слушать рев воды, выпускаемой из смывных бачков! Не место, как известно, красит человека, а человек – место, пусть даже оно находится в батальонной уборной! Вова ехал к месту дислокации, и лежа на верхней полке купейного вагона смотрел захватывающие сны об уничтожении блока НАТО при помощи новаторского подхода к выгребным ямам. Перед его мысленным взором необозримыми шеренгами, словно танки на параде, двигались мезанизированные помывочные пункты, покрытые особым сверхсекретным сплавом. Могучие самоходные уриналы, подобно легендарным «Катюшам», обрушивали на головы вероятного противника залпы смертоносных мочевых масс. Сверху, с реактивных истребителей-бомбардировщиков Су-7б, на оставшихся в живых милитаристов из титаново-молибденовых сопл били многоатмосферные струи кипящей воды, предварительно основательно прохлорированные для большего эффекта…
Начальник отдела кадров капитан Блинохвостов сразу понял, что перед ним клинический случай, а потому, не мудрствуя луково, определил Петра в УНР подполковника Гнусавого. Там уже проходили службу полтора десятка офицеров запаса, оторванных на два года (отсюда и название – «двухгодичники», или, как выражались кадровые военные – «двухгадючники») от мирного созидательного труда. Смыслом существования этих граждан было одно – любыми путями дотянуть до конца срока.
В первый же день, отмечая вступление в славный офицерский корпус, Глызов, до того никогда не употреблявший ничего крепче жигулевского пива, напился рома «Негро», в результате чего оказался сгоревшим ЦУБ некоего бесхозного прапорщика Протыкуна. Куда потом делся сам Протыкун, никто не знал, зато Владимир приобрел репутацию настоящего гусара. Его поселили с тремя такими же штатскими проходимцами-лейтенантами: энергетиком Варданяном, прорабом Гулько и мастером Горой в вагончике, ранее служившим для солдат уборной, что идеалист Глызов воспринял как издевательство над своими помыслами. Запах, стойкий, несмотря на постоянную чистку вагончика, грубо давал понять, что жизнь – отнюдь не газетный очерк из «Красной звезды». И даже не передача «Служу Советскому Союзу». И вообще: прожить ее – не поле перейти!
Действительность была уныла, как морда столетней коровы. Каждое утро Глызов ни свет, ни заря тащился на планерку к командиру части Гнусавому. Планерки были на редкость однообразны и вызывали в памяти картину «Иван Грозный убивает своего сына», причем в роли нечастного отпрыска монарха поочередно пребывали все офицеры, в том числе и Глызов. Причина была одна – невыполнение планов, намеченных на вчерашней вечерней планерке. Выходя через час из кабинета командира части, офицеры думали только об одном – пойти и застрелиться. Но, поскольку дисциплина не позволяла совершить столь дерзкий поступок, да и оружия у них не было, приходилось идти в Кепкино, брать там пузырь и…К обеду половина офицеров части, подняв себе настроение, истово принималась выполнять план, а вторая половина была озабочена тем, в чьей компании провести вечер после службы.