Когда же, наконец, страна встала с колен и гордо напрягла ягодицы, выяснилось, что городу более не нужны салоны красоты. Вернее, если и нужны, то не в таком количестве. И заведения стали одно за другим закрываться из-за отсутствия платежеспособного спроса. Видимо таким образом было решено укреплять семьи. Теперь мужья помогали женам красить волосы в домашних условиях, а те, в свою очередь, обзаведясь машинкой с насадками, кромсали любимых, всякий раз мысленно подсчитывая, успеет ли окупиться инструмент до того времени, как перестанет работать ввиду недоброкачественности деталей.

Вместе с тем появились дешевые парикмахерские. Осанистых девушек, окончивших профильные колледжи, заменили среднеазиатские пареньки. Работали последние споро и умело. Скобочкин про себя называл их «штукатурами». Они особо не заискивали перед клиентом, пользовали по большей части машинку, а ножницы и расческу – редко. Что такое филировка, видимо, и не знали. Да и зачем Петру Ивановичу всякие изыски, если с кудрявостью у него – не очень? Бывало, однако, порою, брезгливо. Особенно, когда, вместо того, чтобы воспользоваться пушистой кистью, обрезки волос с него смахивали куском серо-грязного поролона. Или, когда, прочищая машинку, мастер дул на механическую часть, не жалея слюны.

Именно в такое заведение, находившееся на достаточно дальнем от дома расстоянии, Петр Иванович и направился. Он справедливо полагал, что жена вряд ли определит, сколько стоит стрижка, а сэкономленные двести пятьдесят рублей можно будет всегда использовать на какие-нибудь тихие радости.

От метро ещё надо пройти минут десять пешком. Вот и нужное здание. По узкой лестнице он поднялся на второй этаж. Прямо на входе в заведение, громкоголосый словоохотливый пенсионер обстоятельно объяснял администратору, что в кресло мастера он сел без пяти одиннадцать, а до этого времени объявлена скидка в пятьдесят рублей, поэтому более двухсот он платить не намерен. Та уныло смотрела на часы, показывавшие десять минут двенадцатого, но с клиентом соглашалась.

Единственный мастер Ашот усердно трудился над крупным мужиком с тугим загривком. Придется подождать. Однако, освободился женский мастер. У нее дама на передержке в процессе окраски в уголок отсела. Пауза образовалась. И Скобочкина пригласили в кресло.

Даже не так. Администратор попросила проследовать в нужном направлении. Петр Иванович остановился у вешалки, чтобы повесить куртку и шарф, когда услышал сзади:

– Мужчина, что мы там копаемся? Проходим в кресло.

«Хрена́ себе начало», – пронеслось в голове. Он обернулся и уткнулся в высокую дородную тетку старшей возрастной категории. Рабочих мест было два и оба пустые.

– Куда прикажете? – он старался придать голосу учтивости, чтобы как-то нивелировать недружелюбный прием.

– Что непонятного? Сюда садитесь, – так было указано место предстоящей процедуры, – Как стричься будем? – парикмахерша уже накинула на него клеенчатое покрывало и обмотала вокруг шеи белую эластичную повязку.

– Ну, – как обычно начал Скобочкин, – сзади и на висках «уходим на «нет», а сверху немного подравниваем…

– Мужчина, – строго перебила его мастер, – Вы, что, в первый раз стричься пришли? – в углу дама, что с окрашиванием, угодливо подхихикнула, – я спрашиваю, Вас как? «Бокс», «полубокс», «канадка»?

В глазах у Петра Ивановича потемнело. Как она смеет так разговаривать? Отчего такой хамский тон? Давно он не испытывал подобного унижения. Да, было, было уже такое. Когда лет десять тому назад он зашёл в небольшое кафе при каком-то рынке и заказал у стойки чашку кофе. Когда напиток подали, к нему подошла, пьяненькая, несмотря на раннее время, местная достопримечательность: