У монгольского кочевника-скотовода была уйма проблем, и он всегда балансировал на грани выживания. Эрозия – разрушение растительного слоя и пыльные бури, уносящие плодородную почву, а также минерализация, происходящая под воздействием ветра и соляных источников, – лишь малая толика этих проблем. Если эти явления дополнятся чрезмерным выпасом скота, то мы получим пустыню. В любом случае, соленые и щелочные почвы, общая засушливость означают уменьшение влаги и травостоя. А это значит, что не будет ни реального увеличения численности поголовья скота, ни, соответственно, роста населения. С другой стороны, можно говорить о том, что пасторализм, как тип экономики, основанный на скотоводстве, способствует постоянному и устойчивому возрастанию населения{53}. Но и в относительно стабильных условиях кочевник должен непрестанно просчитывать свои возможности – ресурсы воды и расстояния между колодцами и водопоями, когда они ведут различные по составу стада животных, обладающих различными потребностями в воде и различной быстроходностью.

В контексте погодных обстоятельств снег должен был восприниматься монголами двояко. С одной стороны, он увеличивал природные ресурсы пастбищ, поскольку без снега они были бы полностью опустошены скотом и превратились бы в пустыню. С другой стороны, снег представлял и смертельную опасность, когда покрывал траву и другую растительность, лишая скот подножного корма{54}. Особенно зловредным был природный феномен, получивший название «дзуд» или «зуд» и означающий «бескормицу». Это бедствие возникало в результате повторяющихся оттепелей и заморозков, когда под снегом формировался толстый и непробиваемый слой льда. Дзуд был страшен, так как мог охватить территорию почти всей Монголии, в отличие от засухи, которая никогда не имела столь глобального распространения{55}. Монгольские скотоводы существовали на лезвии климатического ножа, вскармливая в то же время несколько видов домашнего скота: овец, коз, коров, лошадей и верблюдов – совершенно разных и по своим потребностям, и по методам ухода за ними. В отличие от бедуинов Аравии, обходившихся одногорбыми верблюдами, и лесных народов тайги, разводивших оленей, монголы не были «специалистами одного профиля». Их стада нуждались в ротации пастбищ точно так же, как зерновые культуры – в смене полей{56}. Табунам коней и стадам крупного рогатого скота требовались более увлажненные пастбища, нежели для овец и коз, то есть имеющие ручьи и плодородные почвы. В Монголии это означало, что их надо было пасти отдельно от других животных. Овцы и козы имеют отвратительную привычку выщипывать траву до основания, ничего не оставляя более крупным животным. Мало того, они еще вытаптывают и вспарывают копытами землю, обнажая почву, которая в результате подвергается ветровой эрозии{57}. Правильное использование пастбищ требует того, чтобы давать им время от времени отдых от беспощадных зубов овец и коз и выпускать затем на поле других животных – коров или лошадей. Элементарный здравый смысл подсказывал не допускать того, чтобы из года в год на одном и том же поле паслись одни и те же животные. Одна из причин, помимо эрозии, – чисто техническая: накапливание навоза и мочи одного и того же вида животного со временем теряет эффект удобрения и приобретает свойства отравы, повышает не питательность растений, а опасность распространения заболеваний и эпидемий{58}. Все это означает, что для коров и лошадей надо выделять отдельные пастбища, либо вначале на них пасти коров и лошадей, а потом уж – овец и коз.