Кроме того, в Оккультторге имеются кабинки, где за небольшую плату можно посмотреть программы астрального телевидения, транслирующего последние новости из Ближнего Тогосветья. (В последнее время новости эти становятся всё более тревожными. Похоже, там что-то затевается).
Каждое утро в магазине можно увидеть очень хорошо известную мужской половине города хозяйку местного увеселительного заведения, рококовую женщину, отличающуюся сложной, роковой изысканностью форм. (Знаменитый портрет вчёмматьрождённой хозяйки расположен над входом в заведение.) Она быстро просматривает оккультные новинки и покупает специально приготовленный для её неутомимых работниц гороскоп на следующую ночь.
В Глаголандии многие верят, что души слов не умирают вместе с обозначающими их словами и могут, вернушись на время из Ближнего Тогосветья, проживать инкогнито новые жизни в других глаголах, которые об этом и не подозревают.
Из поколения в поколение передаётся в старинных родах искусство терминоселекции – выбора нового термина, нового обозначающего слова душой-безтельницей, когда она находится в чревоожидании, в ожидании порождающего чрева непосредственно перед рождением.
В эти судьбоносные минуты перед нею простираются тысячи напряжённых, ждущих, чавкающих чрев, и через каждое из них она может вернуться в мир. Бестельница должна тщательно их исследовать перед тем, как войти в одно из них. Считается, что ошибка при выборе чрева, при выборе своего нового слова-имени, даже маленькая чревоточина в выбранном чреве, чревата страшными последствиями. Неправильно уестествившаяся бестельница расплачивается за такую ошибку всю свою последующую жизнь.
До конца оглаголившиеся души, реинкарнировавшие на всю Катушку Великого Колеса Превращений, души, для которых глаголандская жизнь уже стала метафикцией, вселенской коллюзией, прозрачным покрывалом Майи, могут самогуриться, стать гуру самим себе, достичь, не выходя из себя, полного покоя и умиротворения в своей собственной маленькой нирванночке.
Территория страны настолько мала, что в ней полностью отсутствует общественный и личный транспорт. Никто ни на чём никуда не ездит.
Но у западной стены Собора Св. Грамматики всегда стоят для словолюбивых романтических туристов несколько крытых карет, обитых жёлтым бархатом. Шевелятся гривы коней, всплывают над головами, как чёрная пена. Ритмично храпят на козлах огромные ямбщики-кучера в тулупах с поднятыми воротниками, надвинув косматые шапки на брови. Квадартные курчавые бороды грозно к небу воздеты. Торчат кнуты из оттопыренных карманов. Ветер качает в стене Собора резные тени коней, карет, ямбщиков-кучеров, кнутов… К вечеру тени набухают, наливаются чернотою. Ямбщики становятся прозрачными силуэтами, растворяются в зыбком мареве. И сияет под огромными оглоблями жёлтых карет несметным богатством серебристая брусчатка.
Официальное название страны «Терминократическая Республика Глаголандия».
Правительство больше похоже на младшую сестру, чем на старшего брата. Оно не столько управляет жизнью глагов, сколько советует, как и зачем им жить.
Свод законов, Грамматический Кодекс, давно вошёл в плоть и кровь населения. Обитатели страны часто именуют себя Глагами Грамматического Закона. (Слова, правота которых противоречит Грамматическому Кодексу, в Глаголандии не выживают.)
В Парламенте (Совете Второй Строфы) четыре главные партии (Четыре Строки), которые представляют четыре основные части речи – собственно глаголов, существительных, прилагательных и наречий.
Парламент раз в год выбирает верховного правителя Глагологоса – глагола, во всех трёх лицах которого в этот год живёт Логос и Его Голос. (По преданию, Глаголандия стоит внутри всеобъемлющего Логоса на Первострофе. В ней всего четыре священных строки из существительных подлежащих, но строк этих никто не знает.)